Присутствовал только ханский телохранитель, который попробовал пищу перед нами. На следующий день они оба умерли, а я остался жив.

– Ты не чувствовал отравление?

– Больше я ничего не скажу. Конечно, я быстро догадался, что произошло, но прежде чем я сообразил, что мне со всем этим делать, мои уста были запечатаны. Я не могу ничего сказать об этом. Ибо, как провести грань между сказанным и открытым.

– Но, ты же можешь рассказать мне о чём вы говорили с ханом?

– Конечно. И не только об этом. Потом ты сможешь мне задать вопросы. Но, они не должны быть никак не связаны со смертью хана. Хан ехал на Русь наводить порядок. Хотел узнать чем может помочь православная церковь. Мне ведь уже приходилось в самом начале служения ездить туда мирить князей. Время тогда было лихое. Как умер Менгу-Тимур, его брат Туда-Менгу власть удержать не смог. И пошла котам радость, мышам слёзы. Началась в улусе смута.

Ханов стало много, а это считай ни одного. Каждый искал себе сторонников, где можно. Тот мусульманином себя объявит и кричит, ко мне правоверные, бейте неверных. Другой буддист, в Китай гонцов шлёт. Тот с персами заигрывает, тот с генуэзцами.

Тогда митрополит Максим из Киева еле ноги унёс на север, во Владимир. Там и умер. Он твёрдо стоял за крепкую власть. За хана Тохту. Чем навлёк немилость Ногая. Предшественник мой епископ Сарайский Анфим мученической смертью погиб. Недавно 11 июня память была. Епархия тогда в Переяславле была, как раз на границе степи. У Ногая почитай под боком. Я тоже там поначалу сидел. Только ещё раньше Максима на север ноги унёс. Потом к Тохте уехал. Возле него и был до конца. Уже когда смута окончилась, в Сарае поселился. Митрополит из Киева уже позже бежал. Когда Тохта с Ногаем насмерть сцепились. Ногай, пытался на западе союзников искать и в Персии, поэтому стал против православия. Ему, говорят, русские буйну голову и срубили. Но, больше чем о русских делах толковали мы с ним тогда о франках.

– Почему с тобой? Ты же не франк?

– Мне хан верил. Я ведь к нему приехал, когда ещё не было ясно чья возьмёт. Силён был Ногай, старший в роду. Скольким ханам к тому времени шею свернул. Да и кому рассказывать о франках, как не греку из Константинополя? Это нам здесь они все на одно лицо. Пугают нас крестовым походом, когда по приказу папы римского двинутся на нас все короли и рыцари. И было чего бояться. Сто лет назад вот так захватили франки Константинополь и положили конец золотой Византии. Сто раз подумаешь, прежде чем с таким врагом связываться. А хан, как раз незадолго перед этим генуэзцев из Орды вышиб. Они уже совсем стали за время смуты в Крыму хозяйничать. Да ещё на Кавказе крепостей настроили, стали черкесов и зикхов мутить. С нашим врагом персидским ильханом дружбу водить. Да ещё скупали по кочевьям мальчиков на продажу. Хан и разрубил весь этот узел одним махом.

– Помню, – кивнул Злат, – Я тогда только в службу вступил, был у писца помощником. Ходил с ним конфискованное у франков имущество описывать. (Он наморщил лоб). Дай Бог памяти, был 6816-й год. 1308-й, если по римскому календарю.

– Вот с этого всё и началось. Едва вышибли одних, как словно тараканы из щелей полезли другие. Появились у хана посланцы от Венеции, папы римского, германского императора. Каждый свою сторону гнёт. Папа помощь сулит, император помощи просит и этого папу на чём свет стоит, лает. Венецианцы хвалу поют изгнанию генуэзцев и сами на их место просятся. И все друг друга ненавидят насмерть. Мы в Византии это гораздо раньше увидели и поняли. Потому и сидит снова в граде Константиновом православный император. И шлют оттуда на Русь митрополитов и пастырей. Только цепко сейчас держат за горло византийцев франки. Везде уже их конторы, фактории, монастыри. Тем ромеи и спасаются, что сами франки грызутся между собой почище пауков в банке. Ладно бы только торговцы из Генуи и Венеции. Рыцари из орденов, подчинённых самому папе, между собой враждовали. Были тогда тамплиеры – они за Венецию стояли. А госпитальеры за Геную. На море каталонцы стали забирать такую силу, что подобрались к воротам Византии того гляди вышибут оттуда остальных франков. Византийские императоры с ними долго дружбу водили. Потом поняли, что французов каталонцы вышибают, чтобы на их место сесть.

– В наших краях их пока не видно.

– Дай срок. Лет пятнадцать назад, говорили архиепископом в Крым каталонца ставили. В Византии тоже всё не сразу было. Сначала каталонцы воевали с врагами греков в Италии. Потом император Андроник попросил войско для борьбы с турками. Те приплыли, да и остались. Насовсем. Вот и получалось, что последний надёжный защитник и покровитель православия на то время был хан Тохта.

– Ты так ему и сказал?

– Так и сказал. А ещё сказал, что Русь становится главным оплотом православия. И, если это случится, то будет наш хан заместо византийского императора. Ибо император – это защитник и победитель. Напомнил, что один из врагов наших персидский ильхан уже метил на это место. Дочку византийского императора в жёны хотел. Сейчас тебе, наверное, смешны такие разговоры, но ведь тогда всё было по другому. Только закончилась многолетняя смута в улусе, поднималась торговля, росли города. Хан ведь не зря плыл на Русь. Он и там хотел навести покой и порядок. До сих пор ведь ею правили через леса. По доносам, да докладам. Посылая баскаков с отрядами. Ты думаешь, только нам православным это нужно было? Булгарские купцы больше нашего за эту поездку ратовали, мошны не жалели, чтобы хана встретить.

– А кому хотелось, чтобы он не доехал?

– Это ты уже у других спроси. У хана со мной об этом разговора не было, – старик замялся, и продолжил, – Я лишь сказал ему, что надо бы побольше с византийцами дружить. Они ведь митрополитов назначают.

– Метил в митрополиты?

– Если бы хан занялся церковными делами, то он мог бы не только митрополита назначать. С императором можно было много до чего договориться. В угоду папе патриархов меняли. А чем хан хуже? Чего уж теперь отрицать. Обуяла гордыня. За неё и наказан.

– Ты ел ещё после отъезда хана?

– Нет. Только напился кваса. И отравился.

– Квасом?

– Да. Именно квасом. Только его выпил, как стало меня выворачивать наизнанку. Но, ничего. Отлежался. Больше ничего тебе сказать не могу.

Когда гости уже выходили, Измаил вдруг добавил, ни к кому не обращаясь:

– Хороший был квас. Малиновый. Редко в наших краях такой попробуешь.

XVIII. Искусство вычислений

– Старого закала, дед, – одобрительно буркнул Злат, когда они вышли во двор, – Кремень! Хотя и здесь, наверное, гордыня. Однако, за тайну исповеди гонения принял без колебаний. Я его помню, ещё когда он во главе епархии стоял при Тохте. Настоящий архирей был. С посохом. Из гнезда митрополита Максима. Ещё из киевских.

– Нынешние другие? – поинтересовался Илгизар.

– Тогда митрополиты в Киеве сидели. Матери городов русских. Волынь у них под боком была с тамошними сильными князьями. Черниговщина, Смоленск – всё рядом. До Царьграда близко и до Орды. Потому ближе им были дела Волынские. А значит Польские, Венгерские, а заодно Византийские, Болгарские, Сербские. Владимирская Русь была для них Залесьем, а Новгород так и вообще полночным краем. Потому гнули митрополиты ромейскую линию. Самое главное – борьба против папёжников. А до Залесья и руки, почитай, не доходили. Там даже князья ещё на моей памяти в грамотах языческими именами писались. Тверской князь так и звался Ярославич. Хоть по церковному его отец был Афанасий. Ладно простой народ. Мы, бывает и вовсе под прозвищами живём. Что я Хрисанф знают человек десять. Но, когда князь в грамоте пишет… Ногай всё