развалин виднелся край черного платья Рузаны. Я села возле засыпанного колодца и закрыла лицо руками

Спустя примерно полчаса мы двинулись по тропе в горы. Кроме меня и Шадара еще пять человек с оружием. Остальные выбрали другой маршрут, наверно, Миша был среди них, если ему сохранили жизнь.

Я не знаю, что заставило его принять такую тяжелую ношу. Все произошло очень быстро. Нет, не страх мучительной смерти, что-то другое, может, он меня пожалел, хотел показать, что мы с шейхом старались не зря, надеялся выиграть немного времени. В искренность его обращения поверить сложно, разве что контузия во время взрыва. Я не врач, не психолог, не знаю мотив.

Но в застывших руках Мусы Зиэтдина были крепко зажаты светлые четки. Пусть Господь примет его в святую обитель и воздаст по заслугам. Если выберусь из этих лесов и гор и когда-нибудь снова попаду в город, прочту все, что смогу достать о суфиях. Может, тогда немножко пойму…

Глава 17. Дорога в Махраб

Я молчала весь день, а вечером на привале Шадар обещал сделать мне болезненный укол, если не стану отвечать на его вопросы.

– Если у тебя шок, быстро вылечу. Выбирай, куда иголку воткнуть – плечо, бедро или зад… Ну, скорее, некогда возиться!

Из кармашка на жилете он достал пакетик с ампулой и маленьким шприцом. Я сначала зажмурилась, а потом выдавила из себя тихое – «Не надо укол».

– Хорошо. Умница, – похвалил Шадар. – Иногда одно грубое слово помогает лучше десятка ласковых. А ведь я не хочу тебе грубить, Мариам, но вчера ты очень меня рассердила. Скажи-ка правду, ты пошла к русскому в сарай еще до обстрела?

– Нет, позже…

– Зачем? Надо было спрятаться в лесу.

– Я не знаю.

Шадар взял меня за подбородок, приподнял голову.

– Жалко тебе русского, да? А почему жалко, ответь. Если бы русский десант в поселок вошел, сразу убили бы и тебя и Рузану, и шейха. Они никого не щадят, зачищая территорию, – ни стариков, ни детей.

– Я не знаю.

Он легонько ударил меня по щеке, будто хотел привести в чувство. Потом уже спокойнее рассудил:

– Понимаю, ты добрая у меня, пожалела мужчину в крови, дерьме и на привязи. Хотела отпустить? Ничего бы не вышло. Зачем ты легла с ним, скажи?

– Я испугалась, упала, когда бомбили.

Шадар усмехнулся, застегнул один из многочисленных карманов жилета и обнял меня.

– И здесь я тебя вылечу, раз еще глупая у меня. Что ты знаешь об этом русском? Может, он дурной, на гражданке напивался как свинья, родителей и братишку бил.

– Нет, у него старшего брата убили ночью на улице, когда он с танцев девушку провожал. Отец еще раньше умер. Мама осталась одна, теперь ждет его, – горячо заговорила я.

– Вот как… – притворно удивился Шадар. – и когда же он тебе успел рассказать? А ты сразу всему поверила, да? А что у него самого трое малых детей остались и жена беременная – не сказал? Зря!

Хотела возразить, что Миша не женат, но вовремя прикусила язык. Я ведь правды не знаю. Хотелось верить, вот и верила каждому слову.

– А какого цвета глаза у него, напомни, я что-то подзабыл, – попросил Шадар.

Я задумалась и вдруг поняла, что и здесь не могу точно ответить. Серые? Зеленые? Голубые? Даже черты его лица в памяти размылись, вот один Миша – выбритый, подтянутый, хмурый – везет меня в Бештем, а вот совсем другой – грязный, обросший, избитый – лежит на гнилой соломе в овчарне.

– Не знаю, – призналась я.

Именно такой ответ устроил и успокоил Шадара. Он принес мне поесть и расстелил спальный мешок. Большой, двоим места хватит. Думала, что сразу провалюсь в сон, когда ляжем, но перед глазами поплыли картины минувшего дня: ямы в земле, искореженный котел и окровавленное тело шейха, обрывки одежды…

А еще я потеряла Дарам, книга осталась под камнями дома Мусы Зиэтдина. Словно замурована в склепе, где лежит бедная Рузана. Не нашлось времени ее похоронить. Заметив, что я дрожу, как в ознобе, Шадар теснее прижался ко мне и прошептал что-то на незнакомом языке, а потом повторил по- саржистански: "Спи, любимая девочка, спи, родная!"

Я вспомнила, какие были у Миши глаза – светло-серые с темными ободками. Вспомнила и сразу уснула, а утром вскочила, будто меня толкнули. Огляделась вокруг – никого. Вчерашний костер засыпан землей. На мгновение показалось, что все ушли, бросив меня одну. Я выбралась из спальника, аккуратно сложила его в мешок и села под деревом, обняв колени.

Ждала не напрасно, скоро на поляну вышел Шадар, коротко объявил, что дальше мы пойдем вдвоем, группа разделилась, так легче перейти границу незамеченными, и а я еще раз попросила его оставить меня в ближайшем поселке.

Ух, как он огрызнулся! Только я уже ничего не боялась, слушала его равнодушно. Тогда Шадар дал мне кусочек шоколада и стал успокаивать.

– Осталось выполнить в Махрабе серьезный заказ, потом возьму отпуск и устрою тебя как можно лучше. Как знать, может, ты теперь мой счастливый талисман, не хочу с тобой расставаться. Интуиция меня никогда не подводила.

Я понимала, что спорить бесполезно, он может меня ударить, если слишком разозлю, значит, надо притвориться покорной. На второй день хождения по лесу мы заблудились, а потом вышли к широкому ручью и услышали неподалеку блеяние коз. Уже в сумерках добрались до маленькой деревушки – всего пять домишек, обмазанных глиной. В крайнем из них Шадар договорился о ночлеге, наверно, хорошо заплатил, потому что нам сразу принесли вареное мясо и яйца, хлеб и большую бутыль айрана. Пожилая хозяйка дала чистую рубашку, сама расчесала мне волосы и заплела косу, ни о чем не расспрашивала, и я так устала, что едва могла поблагодарить. Постелили нам в сарае на отшибе, по стенам были развешаны пучки сохнущих трав, за хлипкой стеной раскинулся лес. Раньше я очень любила гулять в лесу, но это редко удавалось – вокруг родного Чаргана раскинулась распаханная степь, бахчи и сады. Но в последние дни заросли вблизи границы с Махрабом стали казаться мне мрачным чудовищем с колючими когтями ежевики и полчищем корявых веток, которые норовят хлестнуть по лицу. Я почти засыпала, когда в темноте Шадар требовательно коснулся моего плеча, разворачивая к себе. – Мариам… – Не трогай! Ты мне не муж. – А чего ждать? Пока я жив, у тебя другого мужчины все равно не будет, – ласково засмеялся он. – Силой возьмешь? Конечно, тебя ведь зовут