Фэйянь бежит прочь, прочь! Но земля под ногами предает ее, превращается в болото, засасывающее все сильнее и сильнее. Фэйянь в отчаянии хватается руками за стволы бамбука, но руки хватают пустоту – эта бамбуковая роща тоже не более чем призрак.

И болотная жижа, забив рот, нос, уши, смыкается над головой принцессы. Нет ни вздоха, ни удара сердца…

– Не противься! – жирным, тягучим голосом говорит болото.

Фэйянь понимает, что она мертва. И понимает также, что находится в пустоте, в нигде, в никак. Нет уже никакого болота, нет призраков, возможно, и ее самой также нет. Впрочем, думает Фэйянь, она все-таки есть, потому что в какой-то миг начинает ощущать свое тело, хотя и не видит его. Ощущает так, как в том стыдно и признаться! Жар невероятной, немыслимой похоти обрушивается на Фэйянь, доводит до исступления, до безумия. И теперь Фэйянь видит себя – она лежит нагой на ложе, выглядящем как перламутровая раковина. Ложе светится, а кругом по-прежнему тьма. Фэйянь извивается на ложе, ненавидя себя и свое тело за то, что происходит.

– О боги! – молит она. – Помогите мне!

– Боги не в силах тебе помочь, – слышит Фэйянь странный, мелодичный и в то же время какой-то неживой голос – Только я помогу тебе. Только я утолю твою страсть и исполню все твои желания.

И когда обладатель голоса приближается к ложу и вступает в круг света, Фэйянь не может сдержать вопля ужаса. Перед нею тот, кого нельзя наречь никаким именем, тот, кого устрашатся и Владыки ада…

– Я возьму тебя и подарю тебе наслаждение, – говорит чудовище.

– Нет! – заходится в крике Фэйянь. – Лучше смерть, чем вечный позор!

– Ты глупа, принцесса, – слышит она страшный голос – Это не позор, а честь. Ты вознесешься до небес…

– Нет, – повторяет Фэйянь. – Нет, нет, нет!

И чувствует, как кости ее хрустят, а лоно вспыхивает огнем невыносимой боли. Тело ее словно раздирают в клочья…

– Не-э-эт, – выдыхает она и падает, падает в ничто…

…Фэйянь просыпается оттого, что упала с ложа и довольно-таки ощутимо приложилась спиной о каменный пол – и шелковое покрывало не спасло. Фэйянь делает судорожный выдох, садится и лишь после этого открывает глаза – ей, охваченной впечатлениями сна, все еще кажется, что она в сердцевине ужаса. Но небо милостиво: Фэйянь сидит на полу в отведенной ей гостевой спальне, ее одежды в беспорядке, все тело покрыто холодным потом… И поначалу Фэйянь представляется, что и окружающие ее покои призрачны, но постепенно принцесса начинает приходить в себя. Она ощущает прохладу пола, рукой бессознательно мнет дорогой шелк покрывала, другой рукой пытается собрать свои непослушные рассыпавшиеся волосы. И эти ощущения – шелка, мрамора, волос – говорят ей о том, что сон с его ужасами миновал, и она, принцесса Фэйянь, освободилась от его оков, чтобы наслаждаться явью.

Чтобы окончательно прийти в себя и изгнать из сердца постыдный ужас, Фэйянь делает несколько упражнений, уравновешивающих тело и дух. Этим упражнениям ее обучила Крылатая Цэнфэн, настоятельница Незримой Обители, той самой обители, где Фэйянь в совершенстве овладела не только боевыми искусствами, но и искусством каллиграфии.

Упражнения помогают. Принцесса успокоилась, привела в порядок свои одежды и глазами, исполненными благосклонности, посмотрела на мир.

Тихо заколыхались занавеси, и в комнату вошли четыре служанки. Остановились перед Фэйянь и поклонились.

– Что такое? – спросила принцесса.

– Ее величество справляется о том, как вы отдохнули, – сказала одна служанка.

– Ее величество просит вас начать церемонию одевания к вечернему пиру, – добавила другая.

– Мы присланы прислуживать вам и выполнять все ваши желания, – сказали девушки хором.

– Понятно. Хотя нет, одно непонятно: что значит «церемония одевания»? Я не привезла с собой никаких особых церемониальных одежд, я не предполагала…

– Ее величество изволили позаботиться об этом, – сообщили служанки. Одна из них хлопнула в ладоши, и в комнату вошли три мальчика-евнуха, державшие в руках большие свертки сверкающих тканей. Служанки взяли принесенное и велели евнухам удалиться.

– Что это за одеяние? – спросила принцесса.

– Ваше высочество будет облачено в древний праздничный наряд принцесс Жемчужного Завета. Такова воля государыни. Позвольте нам начать.

– Что ж… – только и сказала Фэйянь. Слова «такова воля государыни» неприятно укололи ее сердце, но принцесса тут же укорила себя за это. Она в гостях, а в гостях не следует привередничать. И если хозяин просит тебя надеть то платье, какое ему нравится, почему бы и не выполнить этой просьбы? Долг вежливости, только и всего.

Служанки освободили Фэйянь от ее собственных одежд, натерли тело маслом персика (как известно, аромат персика обостряет нежные чувства) и принялись за одевание. Поверх двух сорочек – из батиста и поплина – надевалось длинное многослойное платье с длинным шлейфом и столь же длинными, струящимися по полу рукавами. Поверх платья, сиявшего всеми оттенками голубого и лазурного, была надета безрукавка из золотой парчи, по подолу которой трепетала бахрома из тонких золотых же нитей. Волосы принцессы, умащенные лучшими благовониями, собрали в затейливую высокую прическу и прикрепили к ним переливающийся алмазами венец, напоминающий букет цветов. От венца на плечи спускались несколько разноцветных атласных лент. В довершение наряда принцессе преподнесли круглый расписной веер и платочек из тончайшего шелка, чтобы она могла вытирать им губы во время пира.

Не успела церемония облачения закончиться, как оказалось, что императрица Чхунхян прислала за принцессой паланкин – ехать в пиршественную залу. За паланкином, кстати, следовали драконихи из свиты Фэйянь – им также положено было находиться на пиру. Императрица Чхунхян и все приглашенные на пир высокие гости стоя приветствовали принцессу Фэйянь и ее свиту, когда та входила в залу. Драконихи разместились за особым столом, Фэйянь же императрица усадила рядом с собой, сказав с улыбкой:

– Вы прекрасны, принцесса, а в нашем наряде прекраснее во сто крат.

– Благодарю вас, – склонила голову Фэйянь. И пир начался.

Все на этом пиру было великолепно: и яства, и вина, и посуда, и вазы с цветами, украшавшие столы…

Гостей развлекали певицы и музыкантши, танцовщицы, гибкие акробатки… Фэйянь казалось, что она попала в райский сад – до того все вокруг было ароматно, ярко, прекрасно и обольстительно! Ведь на Лунтане, сколь бы ни был дивен этот остров драконов, Фэйянь жила тихой, почти затворнической жизнью, не нарушаемой никакими увеселениями и развлечениями. Возможно, Баосюй и устроил бы пиршество-другое для любимой супруги, но Фэйянь старалась не поддаваться суетности, все свое время отдавая чтению свитков земной мудрости и женским рукоделиям.

– Как вы находите этот скромный пир, устроенный в вашу честь, принцесса? – меж тем обратилась к Фэйянь почтенная Ют-Карахон-Отэ.