— Все помыслы наши сосредоточены ныне на составлении всеобъемлющего свода законов Русской Правды, — ответил Ярослав и дал чертежу свернуться обратно в трубочку, — и на строительстве Божьего храма, величайшего из всех, которые когда-либо создавались на Руси во славу Господа нашего. Мы не можем отвлекаться на второстепенные дела.

Ярослав опять развернул чертеж храма Святой Софии.

— Пусть ими занимается наш вездесущий воевода! — заявил князь и посмотрел на Эймунда.

— Я уже говорила с великим князем… — снова вступила в разговор Ингигерда.

— …И вот тебе наше решение, — подхватил Ярослав, повернулся к жене и жестом левой руки велел ей приподняться.

— Мы не хотим официальной войны с братом Маргариты Датской, супруги Ильи, старшего сына великого князя, — заявила Ингигерда. — Но так как всем известно о наших с тобой особенных отношениях, я дам тебе свою личную дружину под командованием воеводы Эймунда Рингсона. А также, по моему личному желанию, твой сын Магнус, наследник норвежского престола, останется у нас при дворе.

Олаф Толстый учтиво поклонился. Вообще-то он рассчитывал на такую же помощь, которую когда-то оказал датский король Харальд Синезубый новгородскому князю Вальдемару, сыну Святослава. Но пара тысяч хорошо вооруженных и обученных шведов — тоже неплохо. Вот только командовать ими будет его личный неприятель Эймунд. Олаф понимал, что его подставили, но ничего поделать не мог.

— У нашей княгини инстинктивное чутье в оценке способностей мужчин, — счел нужным заметить Ярослав, иезуитски улыбаясь. — Это одна из ее особенностей.

— Меня радует, что мои слова так тебя веселят, — ответила мужу Ингигерда.

— Великий князь, — опять поклонился король Норвегии. — Вашу супругу называют красивейшей из мудрейших и мудрейшей из красивейших!

Ярослав встал и промолвил:

— Это замечание о нашей мудрости по меньшей мере дерзкое. Судить о ней, Олаф, может один Господь!

Он протянул левую руку Ингигерде:

— Идем, Ирина, — обратился великий князь к княгине по православному имени и дождался, когда ее десница ляжет на его шуйцу. — Время молиться, — негромко объявил он и направился с супругой прочь от тронов.

Норвежский король поспешил освободить им проход. Когда княжеская чета выходила из дверей, Ярослав испытующее посмотрел на Ингигерду, но та ничем не выдала своих чувств, сохраняя благочестивое выражение лица.

* * *

Спустя несколько месяцев из Норвегии прибыл Харальд Сигурдсон с дружиной Ингигерды, а также с известием, что его единоутробный брат, король Норвегии Олаф II Харальдсон, погиб в битве с язычниками при Стикластадире и его останки погребены в храме Святого Климента, основанном в Нидаросе еще Олафом I Трюггвасоном. Ты можешь быть сколь угодно хорошим или сколь угодно плохим, но жизнь приводит тебя примерно к одним и тем же итогам…

Великая княгиня заперлась у себя в покоях и не выходила несколько дней. Наконец у Ярослава лопнуло терпение, и он пришел к ней, застав супругу плачущей на кровати.

— Больше Господа Бога я люблю эту женщину! — с глубоким вздохом признался сам себе князь и принялся утешать свою жену. — Ирина, ну, перестань уже! Король Олаф Толстый креститель и просветитель норвежцев…

— Он не толстый, — всхлипнув, возразила Ингигерда.

— Не толстый, не толстый, — поспешил согласиться Ярослав. — Он святой! Поставь в его имя церковь у себя в Ладоге.

— И у нас в Новгороде, — плаксиво потребовала княгиня.

— И в Новгороде поставим, прямо у меня во дворе. Пусть все гости и послы знают, какой это был святой человек. А сына его Магнуса я усыновлю.

Но при этих словах княгиня еще пуще разрыдалась.

— Ну, что такое, что такое? — Ярослав целовал ее веки и залитые горючими слезами щеки.

— Я ношу ребенка Олафа, — прошептала ему на ухо Ингигерда.

— Моего ребенка, — мягко поправил ее великий князь. — Коли родится мальчик, я назову его Всеволод, вместе его вырастим и воспитаем. Хорошо?

Жена согласно кивнула.

— Вот и хорошо! — обрадовался ее мудрый муж, ее бесконечно милый Ярицлейв…

Когда княжичу Всеволоду исполнилось четыре года, умер король Кнуд II Могучий и норвежская знать провозгласила королем Норвегии приемного сына и воспитанника князя Ярицлейва — десятилетнего Магнуса Олафсона. Впоследствии Магнус столь справедливо управлял королевством, что его и по сей день чтят лучшим норвежским королем и называют Магнус Добрый.

Лаврентьевская летопись так характеризует Всеволода, сына Ярослава Мудрого: «Из детства был боголюбив, любил правду, наделял убогих… сам воздерживался от пьянства и от похоти, за что и любил его отец более всех своих детей». И впоследствии именно двадцатичетырехлетнему Всеволоду оставил Ярослав киевский престол и Камень Святого Климента. Великий киевский князь Всеволод [Олафсон] был одним из самых образованных людей своего времени. Его сын, Владимир Мономах, в своем «Поучении» написал, что Всеволод Ярославич, «сидя дома», владел пятью языками. Мать Всеволода Ингигерда была шведкой, и он говорил по-шведски. Его первой женой была византийская принцесса Анастасия Мономах, но греческий он знал еще с детства. Его второй женой стала Анна Половецкая, и он выучил язык половцев. А когда его сын женился на английской принцессе Гите Уэссекской, то Всеволод смог объясняться со своей снохой на английском.

Советуясь с голосом Иисуса из Камня Святого Климента, Всеволод Ярославич написал расширенную редакцию свода законов Русская Правда. Но не с этого началось его правление, а с великого раскола христианской церкви на православную и католическую.

В год начала княжения Всеволода Ярославича на киевском престоле Папа Римский Лев IX послал в Константинополь легатов для разрешения конфликта. Дело в том, что патриарх Михаил Кируларий закрыл латинские церкви в Константинополе. А его сакелларий[6] Константин выбросил из дарохранительниц Святые Дары, приготовленные по западному обычаю из пресного хлеба, и даже потоптал их ногами. Найти путь к примирению не удалось, и в константинопольском соборе Святой Софии папские легаты объявили о низложении Кирулария и его отлучении от Церкви. В ответ на это патриарх предал анафеме легатов.

Все скандинавские и западноевропейские родственники великого князя Всеволода поддержали Папу Римского. Но Всеволод Ярославич по совету голоса Иисуса из Камня Святого Климента занял сторону Константинополя. Почему? Да потому, что Иисус свободно говорил по-арамейски, бегло по-гречески и с большим трудом по-латински. И записывали за ним апостолы или по-арамейски, или по-гречески. А Библия на латыни — изначально переводная, то есть с самого начала содержит искажения идей и мыслей Великого Учителя. «Зачем смотреть на отражение луны и звезд в мутной воде, когда можно просто поднять голову и увидеть их собственными глазами?» — так сказал голос Иисуса из Камня Святого Климента. И уехали послы Папы Римского из Киева не солоно хлебавши.