Город отходил ко сну. Теперь он был мирным и очень тихим, и эта тишина успокаивала ее. Укрытая от посторонних глаз ночью и стеной, она, высвободив руки через широкий вырез, спустила лиф платья и сорочку до бедер, чтобы умыться более основательно.

Прохладная вода так приятно бодрила кожу, а ночной ветерок, освежая тело, высушивал влагу своим легким дыханием.

Внезапно Джоан почувствовала, что не одна. Риз был здесь, в саду – сидел за столом под деревом. Она не повернулась и не посмотрела, просто ощутила его присутствие.

Риз сидел здесь уже давно, он вошел через садовую калитку и, пока она умывалась, молча наблюдал за ней при свете луны.

Пытаясь как-то выйти из этого положения, прикрывая грудь, Джоан быстро натянула сорочку. Она услышала, как Риз пошевелился, встал и подошел к ней.

– Ты должен был как-то обнаружить себя, что-то сказать, кашлянуть, в конце концов, – осуждающе сказала она.

– Я и хотел, но не смог, – слова застряли у него в горле.

Джоан завозилась, пытаясь отыскать у сорочки рукава. Он подошел к ней сзади и помог. При этом его сильные руки будто невзначай обвились вокруг ее тела, и она, ощутив его горячее дыхание, с бешено колотящимся сердцем просунула руки в рукава.

Пальцы Риза скользящим движением коснулись ее плеча, и по всему телу девушки прошла дрожь. Чтобы не ощущать его близость, Джоан сделала шаг в сторону.

– Ты был в Вестминстере?

– Я ходил в ратушу. С чего ты взяла, что я был во дворце? В такой поздний час там никого нет.

– Я подумала, что ты пошел туда, потому что тебя вызвали.

– Да, меня вызывали, и я там был, но не сегодня.

Она все еще неуклюже возилась с платьем, а он внимательно наблюдал за ней. У Джоан было такое чувство, будто Риз видит ее лучше, чем она его. От его пристального взгляда ей было так неловко, словно она стояла перед ним совершенно нагая.

– Если ты знаешь о том вызове, значит, ты была здесь, когда приходил гонец. Поэтому ты тогда ушла? Он что, обидел тебя?

Джоан наконец-то справилась с платьем, расправила его на плечах, подтянула шнуровку на талии, но это почему-то не добавило ей уверенности – она по-прежнему чувствовала себя голой.

– Этот наглец наговорил мне кучу гадостей, но я ушла не из-за этого.

– Тогда из-за чего?

– Я не хотела оставаться, не хотела, чтобы наши отношения получили продолжение. Но оказалось, что ты этого не понял. Теша свое самолюбие, ты придал слишком большое значение тем нескольким поцелуям, но для меня они ничего не значили.

– Я целовался достаточно часто, чтобы понять их значение, А ты?

– Достаточно часто, говоря твоими словами. По-моему.

Он протянул руку и кончиками пальцев погладил ее губы.

– Если учесть, что ты никогда не целуешь сама, если, конечно, не хочешь этого.

Она отвернулась, но он не убрал руку, кончики его пальцев задержались на ее нежной коже.

«Лучше покончить с этим сразу», – решила Джоан.

– Ты хочешь, чтобы я переспала с тобой, не так ли? Сегодня в мастерской ты солгал, когда сказал, что не рассчитываешь на это.

– Я никогда не стану принуждать тебя, прелестная голубка, но и притворяться, что между нами ничего нет, тоже не намерен.

Она заставила себя отстранить его руку.

– Между нами ничего нет. Мне не нравятся мужчины, в определенном смысле.

– Этот мужчина тебе нравится как раз в этом смысле, – к ней потянулись его руки, нежно сомкнулись на плечах, развернули ее так, что бедра оказались прижатыми к краю колодца.

Риз гладил руки Джоан сверку вниз. Разведя их в стороны, он прижал ее ладони к выступу колодца. Джоан с раскинутыми руками была крайне уязвимой. Он стоял так близко, что бугристые мышцы его торса касались ее груди.

– Совершенно очевидно, Джоан, что между нами что-то есть, я думаю, что-то весьма многообещающее, – и он нежно коснулся губами ее шеи, затем мочки уха, губ.

«Больше, чем многообещающее – восхитительное», – мелькнула мысль. Это нахлынуло, обожгло, охватило ее мгновенно, словно она только этого и ждала. И Джоан поняла, что так и было на самом деле: предвкушение этого вихря чувств было частью ее тревоги, страха и даже гнева, смешивая все переживания.

Страсть пробудилась в ней, и ее порывы становились все настойчивее. Риз нежно прикусил ее нижнюю губу, требуя большего. Это испугало Джоан. Печаль бесцеремонно вторглась в ее душу, отрезвляя ее и заставляя отказаться от ожидаемого блаженства, не давая погрузиться в зарождающийся океан чувств. Она никогда не сможет позволить себе дать ему то, чего он хочет: ни прошлое, ни будущее не позволят ей этого.

Он ласкал ее руки, поднимаясь к плечам, но вдруг остановился, словно почувствовав ее напряжение.

– Ты непостижимая женщина.

– Скорее, просто добродетельная. В мире таких осталось немного.

– Это было бы слишком просто, Джоан. Я не верю, что ты на самом деле так думаешь, но, если я ошибаюсь и оскорбил твою добродетель, так и скажи. Посмотри мне в глаза и скажи: это грех, – и я никогда больше не прикоснусь к тебе.

Джоан не могла ответить. Он услышит нотки сомнения в ее голосе и поймет, что она лжет. Джоан давно уже не руководствовалась в жизни общепринятыми представлениями о добродетели, о том, что хорошо, что плохо. Похоже, он тоже хлебнул лиха и знал, что почем. Это отнюдь не плохо. Если уж на то пошло, это даже слишком хорошо.

Риз обхватил ее лицо руками.

– Мне кажется, ты знаешь, что это такое, Джоан, но меня больше интересует, что из этого может получиться.

Его шероховатые ласковые ладони напомнили ей о том, каким нежным и заботливым он был на рынке, потом возле позорного столба, во время купания. Его слова всколыхнули в ней воспоминания о зарождавшемся между ними в ту ночь чувстве, которое они не смогли скрыть друг от друга. Эти воспоминания сделали желание еще более острым. От чувств, переполнявших Джоан, сердце ее так сжалось, что она готова была разрыдаться.

С огромным трудом справившись с собой, Джоан выскользнула из его рук.

– Я не могу позволить большего. Надеюсь не слишком долго пробыть в Лондоне, меня ждут безотлагательные дела.

– Что же это за дела?

– Это мои личные дела и никого, кроме меня, не касаются. Я ничего не смогу тебе дать, кроме услуг служанки, которые ты купил, и ничего не смогу от тебя принять, кроме возможности приютиться на несколько ночей.

– По крайней мере, есть еще дружба. Но почему мы не можем доставить друг другу удовольствие?

– Если я когда-нибудь отдамся мужчине, то не ради этого.