Аккуратно кладу ее руки вдоль тела. Она снова морщится, пытается пошевелить пальцами, но не выходит. Видимо, слишком сильно затекли. Она тут же поворачивается на спину, лениво приоткрывает полные губы и крутит головой. Проснулась.

– Ты…

– Тише.

Кладу палец на ее губы, она больше не задаёт вопросов. Дыхание с ее губ падает на мою кожу. Оно учащается, становится резче, жарче. Эмс не сразу понимает, что я даровал ей свободу, она может ярмо сейчас стянуть повязку с глаз и убежать, как и планировала. Вместо этого Аманда спокойно лежит на кровати, ожидая от меня каких-то действий.

Я одёргиваю подол ее платья, прикрывая шикарную попку, едва касаюсь гладкой кожи. Она вздрагивает, резко выдыхает накопившийся в легких воздух. Только она может так остро реагировать лишь на прикосновения, хотя несколько часов назад хотела убить меня и оставить одного. Но я никогда не покину тебя, моя Карамелька.

Ладонью провожу по ее ногам вниз, затем вверх. Она снова вздрагивает, но не пытается отдалиться. Ее тело неподвижно, готовое для моих манипуляций. Но я не собираюсь пытать ее и мучить. Не сегодня.

– Почему ты мне не ответил? – внезапно спрашивает она.

Потому что рано, Карамелька…

– Это неважно.

– Для меня это важно. Я хочу знать, кто ты.

Знаю. Но я не могу раскрыть своё лицо и навредить восстановлению твоей памяти.

Кажется, она не дышит в ожидании моего ответа, но я не спешу с ним. Моя рука медленно скользит по ее загорелой коже, не останавливаясь на коленке или на бедре. Подол платья поднимается вместе с ладонью.

– Ты боишься меня?

– Н-нет.

Голос кажется уверенным, но он задрожал, когда я ненароком коснулся ее между ног сквозь нижнее белье. Прикусывает губу, расставляет ноги чуть шире. Снова ждёт, что я коснусь ее там.

– Рано или поздно я узнаю правду, ты сам это сказал.

Но не сейчас, Карамелька не сейчас…

Оставляю ее без ответа. Вместо него я устраиваюсь между ее ног и отодвигаю в сторону тоненькие стринги. Розовые складки влажные. Прекрасная реакция то ли на нашу совестную перепалку, то ли на мои прикосновения. Ты точно меня боишься?

Пальцами провожу вдоль, увлажняю ее.

– Ах…

Выгибается. Сама подставляется под мои ласки, просит безмолвно. И я даю ей то, о чем сам думал многие дни. Скольжу языком по влажной промежности вверх-вниз, раздвигаю пальцами ее складки, откуда сочится вызказывались смазка, обхватываю губами клитор.

Она резко дергается, выгибается в дуге. Неуверенно обхватывает пальцами мой капюшон, который я не стягивал, пытается сбросить его, но я оттягиваю ее руку и сплетаю наши пальцы.

– Тебе хорошо?

– Да… ох, да…

И я чувствую это. Она вот-вот кончится прямо мне в губы, пока я трахаю ее естество языком. Ей достаточно этого, без моих пальцев, хотя раньше она требовала их. Ненасытная, открытая, очень уязвимая.

Как раньше…

Я едва удерживаю ее за бедра, когда орзагм накрывает Эмс. Слишком резки и чувствительны ее приливы, раз она чуть не ужарила меня промежностью о голову. Я вовремя увернулся и прижал ее руками к кровати. Она прекрасна, когда кончает, но сейчас у меня есть проблема посерьёзнее. Мой стояк, который я не собираюсь утолить вместе с ней.

Я молча покидаю ее комнату, оставив повязку на глазах. А мне пора в душ. Или оставить ее запах на своих губах?

– Не уходи…

Слышу ее умоляющий голос, как только дверь закрывается. Сжимаю кулаки, стараюсь не потакать ей, не входить и не обнимать свою карамельку. Иначе поймёт, раскусит.

Когда я отошёл от ее комнаты на безопасное расстояние, на телефон приходит сообщение с незнакомого номера:

Аноним: «За вами уже едут».

Глава 28

Я думала, что после произошедшего готова ко всему, но на самом деле жизнь готовила к предстоящим испытаниям. Это было легкое препятствие, щекотка нервов, так сказать.

Если бы в тот день я знала, что меня ждут не просто испытания судьбы, а переосмысление и переступление через устоявшиеся с рождения взгляды, то я бы ни за что не села на байк этого кудрявого парня. Папа на протяжение четырнадцати лет вдалбливал мне в голову, чтобы я остерегалась незнакомых парней и говорила обо всех подозрительных личностях ему.

Что изменилось сейчас?

– Проходи, чего стоишь? – усмехнулся прошаренный байкер, скинув с плеч толстовку. Как можно ходить в толстовке и шортах в такую погоду? Да, при нашей встречи он завязал ее за шее за рукава, но все же… Это же отвратно и неудобно.

Я прошла в небольшое помещение и села на жутко неудобный фиолетовый диван, небрежно стоящий посреди гостиной. Почему он такой неудобный? Почему… фиолетовый? Здесь и так ужасно тесно и душно.

– А где телек? – спросила я, взглянув на тумбу с четкой линией от пыли, где, скорее всего, он стоял.

– Я его не смотрю.

– Правда? – удивленно уставилась на парня. – Все люди смотрят телек.

– Я не все.

Он повернулся ко мне спиной и схватился за края белой майки, приподняв ее. Я успела увидеть четкую линию вьющихся волос от пупка до шорт, прежде чем отвернуться и закричать:

– Эй, ты что делаешь?

– Не поверишь, собираюсь в душ. Сегодня страшная жара.

– Что ты? Никогда не видела, как переодеваются люди?

Вообще-то нет. Я видела, как переодевали маленького Патрика, и то мама всегда отводит его в отдельную комнату. Даже в детстве нас с Крисом раздевали и одевали в отдельных комнатах. Где-то в глубине разума я представляла, как Крис разденется передо мной, обнажив свои кубики пресса. Я видела их только на тренировке или во время игры, наслаждаясь рельефом. Но это были лишь мгновения и то на большом расстоянии от поля до трибун.

– Ты серьезно? – перебил мои мысли парень. Я все еще не осмелилась повернуться. Вдруг он там совсем голый? – Ещё скажи, что с парнем не встречалась и ни разу не целовалась.

– Н-ни разу. Никогда.

Он наверняка смотрел на меня как на сумасшедшую, страдающую шизофренией. Через пару секунд я услышала заливистый смех и повернулась к нему.

– Что?

Хм… все еще одетый, уже радует.

– Ты не похожа на не целованную девственницу.

– Правда? Как ты это понял?

Желание стукнуть этого наглеца по голове разрасталось с каждой секундой.

– Слишком буйная для невинной овечки.

– Да ты…

– Ладно, сиди тут, я в душ схожу.

Что этот гад себе позволяет? Как он может судить меня?