Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А в доме?
— Полный мрак. Погоди, я осмотрюсь…
Гиви слышал, как тот мягко приземлился по ту сторону стены. Он поднял голову и напряженно прислушался. Если там, за стеной и прошуршали шаги, здесь они были не слышны. Из-за стены не долетало ни единого звука. Даже цикады смолкли. Вокруг царил мрак — погасли, казалось, даже огоньки судов на рейде — вероятно, их поглотил сгустившийся над морем туман. Багровое пятно в тучах, сползая по небосклону, разбухло и побледнело. Мимо Гиви, обдав его теплым воздухом, кто-то бесшумно прочертил ночь, лениво взмахивая мягкими крыльями.
Гиви стало неуютно.
— Миша! — шепотом позвал он.
Но Шендерович либо увлекся, либо просто не слышал, а громче кричать Гиви побоялся. Он осторожно подергал канат — тот лениво натянулся. Канат был грубым и неприятно резал ладони. Гиви вздохнул, отпустил канат и побрел вдоль стены. Миновал утопленную в камень калитку, по обе стороны которой высились чахлые мальвы и кусты бурьяна, пошел дальше… дошел до угла, вернулся. От калитки тянулась утоптанная дорожка, загибаясь куда-то вбок. Гиви рассеянно ткнул калитку ладонью — она тут же мягко приоткрылась, даже не скрипнув.
— Ну и ну, понимаешь, — сказал Гиви.
Он осторожно, боком протиснулся в образовавшуюся щель и оказался на мощеной плитами дорожке — светлый камень мягко мерцал во мраке, а по бокам дорожки, за низеньким бордюром из песчаника одуряюще пахли маттиолы и душистый табак, казалось, испуская свой собственный голубоватый свет.
Гиви покрутил головой, прислушиваясь. Низкое строение темнело впереди, окна мрачно отблескивали, фокусируя рассеянный ночной свет. Из дома не доносилось ни звука.
Затаились, — подумал Гиви.
Какое-то время он стоял неподвижно, пытаясь унять колотящееся сердце, потом скользнул вбок и пошел вдоль стены, стараясь подражать плавной походке Шендеровича.
Шел он недолго — уже минут через пять, обогнув разросшийся куст шиповника, он обнаружил, что перед ним выросла какая-то темная угловатая масса, крепко воняющая бензином — вероятно, это и был тот самый грузовичок, в котором фанатичный коллекционер и перегнал свою добычу из парка Гюльхане, Султанахмет.
Гиви зачем-то осторожно потрогал пальцами капот — тот был теплым, но не теплее дрожавшего над ним воздуха. Гиви пожал плечами. Капот под его пальцами содрогнулся.
— Ох! — сказал Гиви, поспешно отдернул руку и отскочил в сторону.
Грузовичок издал неопределенный протяжный стон и вновь слегка подпрыгнул на своих массивных колесах. Гиви прижался к стене, полагая, что разъяренное транспортное средство сейчас начнет преследовать его, Гиви, по всему саду.
Но грузовичок, не обращая на Гиви никакого внимания, крякнул и затих. Осторожно, боком пробираясь вдоль стены, чтобы не потревожить капризную машину, Гиви обогнул грузовик и тут же вновь остолбенел — у задней стенки кузова копошилось нечто. Нечто нагнулось, подняло что-то с земли, припало к грузовичку, крякнуло, согнулось пополам… грузовичок ухнул, подпрыгнул и осел.
— Вот же гадюка! — сказало нечто.
— Миша! — обрадовался Гиви.
— Это ты? — рассеянно оглянулся Шендерович, — Молодец, лихо перелез!
— Да я просто вошел, — сказал честный Гиви.
— Как это — вошел?
— Через калитку. Она открыта была.
Шендерович задумался, но тут же отряхнулся, точно вылезающий из воды пес.
— Надо же! — удивился он. — Ну хорошо, давай, помоги… налегай…
— Ты чего делаешь?
— Взломать хочу. Может, она еще там, в кузове, штука эта. Замок, гад, прочный. Я ломом этим подцепил — давай, навались!
Гиви послушно навалился грудью на железяку, которая от усилий Шендеровича уже успела порядком раскалиться. Шендерович, в свою очередь, шипя и матерясь сквозь зубы, обеими руками налег на рычаг. В полном молчании они давили, жали и ворочали, пока, наконец, во мраке сада, не раздался отчетливый щелчок, сухой и резкий, точно выстрел, и листва акации у них над головой вдруг зашуршала, точно отзываясь эхом.
— Порядок, — сказал Шендерович.
Он обеими руками распахнул створки кузова и осторожно заглянул внутрь, но тут же разочарованно отпрянул.
— Тьфу ты! Можно было и не надрываться так…
— Пусто? — спросил Гиви вытягивая голову из-за плеча Шендеровича.
— Как в склепе… то есть… ну, в общем, пусто.
— Но ее, эту стелу, тут везли?
Шендерович пожал плечами, запустив вглубь кузова острый луч фонарика. Луч перебирал содержимое грузовичка, подобно ловким пальцам профессионального карманника.
— Может, и тут, — наконец заключил Шендерович. — Видишь, солома накидана, для амортизации…
Он приободрился.
— Раз так, она должна где-то поблизости быть… во дворе ее оставлять не стали бы… значит в сарае… или в доме…
— А тут есть сарай? — поинтересовался Гиви.
— При любом приличном доме должен быть сарай, — веско ответил Шендерович.
Он немного постоял, раздумывая, потом вытащил нож, раскрыл его, мягко подержал в ладони и сосредоточенно воткнул в шину. Вытащил, послушал, как шипит воздух, и воткнул еще раз — на этот раз с другой стороны.
— Ты это чего? — удивился Гиви.
— Лишаю их транспортного средства, — объяснил Шендерович, — поскольку, если будет шухер, они, естественно и закономерно, попытаются уйти с добычей. А тут раз — и аллес!
— А-а, — протянул Гиви, — а кто «они»?
— Чего?
— Кто такие «они»? Этот француз говорил, что он холостяк, Алистар этот.
— Мало ли, — сумрачно и многозначительно проговорил Шендерович, деловито выдергивая нож из второй шины.
Он выпрямился, расправил плечи, и все той же шикарной крадущейся походкой двинулся к дому, прячась за разросшимися кустами и время от времени делая красивые перебежки.
Гиви продвигался следом, с завистью глядя на него и то и дело норовя попасть ногой в какую-то предательскую ямку.
За домом и впрямь располагался сарай — дверь гостеприимно распахнута. В сарае обнаружились газонокосилка, грабли, совковая и штыковая лопаты, корзина из ивовых прутьев и две сонные курицы на насесте.
— Ну что ж, — констатировал Шендерович, отряхивая ладони, испачканные куриным пометом, — осталась последняя надежда. Последний рубеж обороны.
Он вновь деловито полез в мешок, извлек стеклорез и многозначительно подбросил его в руке.
— Миша, подожди! — шепотом сказал Гиви, прислушиваясь к тишине за дверью. — Тут, кажется, открыто. Просто крючок наброшен с той стороны — и все.