В самом центре жестоких безумств на горе стоял огромный Седлецкий монастырь, и всему гуситскому войску, занявшему Кутну Гору, был дан строжайший приказ не трогать его. Но однажды ночью загорелась крыша монастыря. Огонь быстро распространился по дереву, и уже никто не рискнул бы спасать оплот самого богатого и могущественного ордена Европы.

Святой Бернар, перебравшийся со своими цистерцианскими братьями в новый, еще строящийся костел на окраине, той же самой ночью вызвал к себе Равви и Антуана:

– Они все-таки подожгли его. Теперь у нас нет интересов в этой глуши. Мы переведем свои активы в Испанию. Предупредите командорство на Аппенинах. Пусть начинают ссужать испанский двор деньгами – нам нужны влиятельные покровители!

Равви запротестовал.

– А как же долги чешского короля?

Антуан тихо объяснил ему:

– Еще несколько месяцев таких сражений, и он будет абсолютно неплатежеспособен. Торговля замерла, королевские дома Европы не хотят иметь никаких дел с этой страной, раздираемой войнами.

Бернар настаивал:

– Поторопите испанцев – нужна благоприятная почва для наших активов. К тому же мы теперь не можем жить на одном месте больше семидесяти лет. Многие люди успеют состариться и умереть, а наше старение будет незаметным.

Это вызовет подозрения святой инквизиции. Так что в путь!

– Мы забираем все?

– Нет, мой дорогой Антуан. Вспомните Библию – даже поле свое нельзя жать, не оставляя ничего беднякам и птицам. Никогда не забирай все. Пусть Равви подсчитает, сколько серебра нам понадобится в Испании и сколько мы оставим здесь на строительство нового храма святой Варвары. Она покровительствует мастерам горных дел, а стало быть, и нам.

Все трое расположились за огромным письменным столом работы французских мастеров, нанятых для отделки.

Равви, который, казалось, был в курсе всех дел в городе, осторожно заметил:

– Говорят, что немецкие горняки и даже кое-кто из местных рудокопов перебираются в Германию.

Антуан подтвердил его слова:

– Наш драгоценный де Монбар побывал у германского императора. Стало быть, они договорились.

Бернар строго посмотрел на помощников.

– Нам пока нечего делать в Германии!

Глядя на пепелище некогда прекрасного монастыря, Антуан с горечью пробормотал:

– Интересно, как теперь Жижка выпутается из этой истории…

Жижка решил проблему по-своему. Он приказал отмерить в награду сто золотых монет тому, кто поджег монастырь, и удалец, запаливший монастырскую крышу, в припадке храбрости явился за вознаграждением. Тогда Жижка приказал расплавить золото и влить ему в глотку. Так предводитель спас свою репутацию, но уже не мог спасти ни себя, ни Седлецкий монастырь. Семьи немецких рудокопов уходили с этих земель обратно в Германию, где уже начиналась новая серебряная лихорадка…

С притоком огромных денег цистерцианского ордена испанский двор буквально утонул в долгах, но Бернар уже знал, насколько опасно быть кредитором царственных особ. Ему нужна была власть. Не атрибуты королевской власти с пышностью и преклонениями, ему нужны были реальные полномочия и неограниченные возможности. Конечно, можно было действовать от лица святой церкви, распространявшей свое влияние как на простой народ, так и на знатные фамилии. Однако не всегда было разумно обнаруживать интересы святого престола в торговых предприятиях. Здесь более всего подходили интересы государства и трона. И только от их имени орден мог вести колониальные войны, захватывая новые земли, богатые и плодородные.

Больше пятидесяти лет ушло на подготовку экспедиции от имени испанской короны. И лишь в 1492 году в Америку направились первые корабли под флагом тамплиеров.

17 октября 2008 г. Кутна Гора.

Одно– и двухэтажные домики с небольшими садовыми участками тянулись вдоль дороги. Пройдя несколько кварталов непритязательных строений, мы увидели вдалеке нечто похожее на церковь. С видом потерявшейся туристической парочки мы быстро двигались по направлению к этой самой церкви и вскоре оказались у старой часовни с небольшим деревенским кладбищем и костехранилищем. По преданию, в судный день все умершие, кто сохранил свои мощи, восстанут и обретут новую жизнь. Земли в Европе мало, кладбищенские уделы ограничены, и многие семьи арендуют землю для могил своих предков. Свежих покойников хоронят, извлекая старые гробы, разбирая кости и складируя их в специальных костехранилищах при кладбище. Далекая от европейских традиций экономии и привыкшая к огромным городам мертвых на родных просторах, я из любопытства заглянула в невысокое помещение с низкими решетчатыми окнами без стекол.

Хорошо, что заглянула я, а не Андрей. Он натура впечатлительная, и потом бы мне пришлось весь день отпаивать его от нервного потрясения чем придется. На меня же вся эта костеукладка с бирками на картонных ящиках не произвела особого впечатления, наверное, потому, что свежеразделанных трупов здесь не было.

Не обнаружив ничего, достойного нашего внимания, мы направились к высокому зданию церкви, которое стояло чуть поодаль от подсобных строений. Тяжелая деревянная дверь была приоткрыта, и оттуда доносились стук молотка и запах краски. Несколько рабочих в синих комбинезонах сколачивали помост для отделки верхних ярусов внутреннего помещения. Здесь, по всей видимости, шла реставрация.

Я окликнула одного из рабочих, замешивающих цемент и производящих шум, нормальный для восприятия человеческой речи.

– Реставрация?

На мой крик охотно отозвались почти все, кто был в здании.

– Ресторацие? Не, то неми далеко, але еште задржено.

Подошел какой-то англоговорящий и добавил:

– Еще нет и двенадцати, так что погуляйте пока. Они до двух не откроют, разве что пива нальют.

Я оторопело посмотрела на брата:

– Это они о чем?

Он с безразличным видом процедил:

– Игра слов. Реставрация – это русский. Чешский – ресторация, т. е. ресторан. Говорят, что здесь недалеко, но еще закрыто.

Мы топтались в нерешительности, не зная, что делать дальше. В ресторацию нам не надо, а надо подыскать жилье, пока не приедет Алка или пока тетушка не выйдет на связь. Увидев, что мы никуда не уходим, кто-то из рабочих помахал рукой старшему, который ни в замесах, ни в сколачивании досок не участвовал, а занимался тем, что ковырял огромной стамеской старую штукатурку. Тот подошел с кислой гримасой на лице.

– Немцы?

Мы переглянулись, и Андрей заговорил по-чешски.

– Нет.

– А кто?

Вспомнив ближайшую мультинациональную страну, Андрей постарался успеть до того, как я открыла рот:

– Швейцарцы.