– Ты хочешь, чтобы он стал трупом у меня на столе и открыл мое собственное кладбище? Делай, что тебе говорят, а потом выясняй, у кого какая группа, – отчитывала анестезиолога Карина, укладываясь на каталку, не снимая маску, рядом с операционным столом. Ей казалось, что она даже уснула, а потом услышала тихий голос: «Выкарабкаюсь я на этот раз или нет?» Она поняла, что больной пришел в себя.

– Только попробуйте не выкарабкаться, я выкачаю свою кровь из Вас обратно. Рано открывать мне свое кладбище, – поднимаясь с каталки, говорила она, глядя на больного и не видя его лица из-за головокружения. – Все не так с Вами плохо. Крови потеряли много, но, ни один жизненно важный орган серьезно не пострадал. Так, по мелочи подрезали, подлатали. Жить будете долго, раз Вас пуля не берет.

Она вышла из операционной, как пьяная, и упала бы в дверях, не поддержи ее Валентина Федоровна. Пока ее уложили на диван в ординаторской и поили сладким горячим чаем, больного увезли ни в палату интенсивной терапии, а, как доложили стражи порядка, в санчасть следственного изолятора. Такого еще в больнице не было. В подобных случаях, у палаты выставлялась охрана, и больной под наблюдением находился не менее суток, двое. В этом было что-то неправильное, и Карина, закончив с выпиской из истории болезни, поставила в известность полицию. Стражи прибыли оперативно, и разбирательство длилось половину ночи. Нельзя сказать, что ее «пытали», но разговаривали жестко. Записи с двух камер ситуацию не прояснили. Лиц ни пострадавшего, ни его сопровождающих из-за масок рассмотреть было невозможно. Документы сотрудников полиции, отмеченные при приеме больного, как выяснилось, были настоящими, а вот были это те люди или другие осталось загадкой. Никого в санчасть следственного изолятора не доставляли, хотя историю болезни забрали с собой. Больной оказался «призраком», растворившемся в воздухе. Вторую половину ночи она провела у постели отца, сидя в кресле.

Вторник для нее начался с «разбора полетов» в кабинете главного врача. Ни о какой поездке к матери за Максимом не могло быть и речи. Ее вновь выручил Митя. Он отсутствовал не больше часа. За это время Ильина Карина Анатольевна высказала коллегам все, что она думает по поводу двух операций, кто и в чем виноват, и что теперь им всем делать. Она попала к отцу в бокс только после обхода. Врач не пытался ее обнадежить, она знала, что может случиться и чего стоит ожидать. Свой рабочий день с утра Карина начинала с отделения реанимации. На третий день отец пришел в себя.

– Плохи мои дела? – спросил он тихо. – Что говорят коллеги?

– Все может обойтись. Шанс есть, – ответила Карина, держа отца за руку. – Если ты очень постараешься, мы этот шанс с тобой используем.

– Ответь мне всего на один вопрос: кто отец Максима? – отец посмотрел на нее с любовью.

– Женька, пап. Мы встречались с ним в день свадьбы Марины. Он приезжал на свадьбу сестры. Мы увиделись с ним у загса, потом он меня поджидал у дома. Прости меня, родной.

– Я так и думал. Почему ты не сказала ему обо всем? Почему скрыла от всех? – спросил с горечью отец. Даже в его глазах стоял немой вопрос. – Глупая моя девочка, решила обмануть судьбу?

– Пап, нам поговорить больше не о чем? – погладив его по руке, спросила она. – Давай сменим тему.

– Тема не простая, дочка. Я три года назад сделал тест. Оно в коробке с твоими рисунками маме. Так надеялся, что Марина не моя дочь, но вышло наоборот. Прости.

– Давай просто помолчи. Тебе вредно много говорить. Ты у меня самый любимый и самый родной. Я тебе буду рассказывать, а ты слушай. В отделении все хорошо, дома справляемся. Вчера мама с Мариной к тебе заходили, – соврала Карина. – Хочешь, кого увидеть? Я могу позвонить.

– Не надо. У тебя вид усталый. Неприятности? – спросил отец, глядя на нее пристально. Карина заметила, что глаза его полны слез.

– За тебя переживаю, больной после операции испарился, – говорила Карина, вытирая салфеткой ему глаза. – Борись, пап. Будь сильным. Ты не можешь оставить нас с Максимкой. Нам без тебя не справиться. Подумай об этом. Я зайду к тебе после операции, а ты отдыхай. Я в тебя верю, – сказала Карина, целуя отца в щеку.

Отец умер на рассвете пятого августа. Карина позвонила одному их друзей отца, не особо рассчитывая на их приезд. Они прилетели впятером. Симонов с женой и трое мужчин, которых она не знала. Хоронили Анатолия Викторовича Ильина шестого августа из траурного зала. После поминального обеда супруги Симоновы и дочери Ильина, собрались в квартире своей матери.

– Анатолий не оставил завещания? – обратился Аркадий Николаевич к вдове Ильина.

– Я об этом не знаю, – ответила Татьяна Юрьевна. – Что он нам мог завещать? У него ничего не было за душой, – равнодушно ответила Татьяна Юрьевна.

– Душа у него была, Татьяна, душа. Не будь ее, ты давно бы скатилась по наклонной плоскости, и не пытайся меня переубедить в обратном. Это его родители обеспечили вам всем будущее, а не только тебе. Это он терпел тридцать лет твои выкрутасы потому, что любил тебя, а ты этим пользовалась. Эту квартиру получал он. Дача, завещанная его матерью, машина – это уже не мало. Раз нет завещания – ты теперь наследница. А девочки? – Симонов говорил с вызовом, не стесняясь присутствия дочерей друга. – Что будет с ними? Ты забыла, что у Анатолия есть и внук, которого он любил? Что ты за жена, если ни разу не была у постели умирающего мужа? То, что ты не играла роли безутешной вдовы – молодец. У тебя хватило ума не делать этого. Только почему ты свалила все на других? Тебе стало жалко денег или муж не заслужил последних почестей? Запомни, Татьяна Юрьевна, все всегда возвращается бумерангом.

– Не читай мне проповедей, Аркадий. Вступлю в права наследства и разделю его на троих, раз для тебя это так важно, – ответила вдова Ильина. – Еще пожелания будут? Он тридцать лет отдал этой больнице, пропадая там сутками. Ничего лишнего я с них не взяла.

– Папа оставил документ, который не подтверждает его отцовство в отношении меня, – тихо сказала Карина. – Кто мой биологический отец, мама?

– Что за чушь ты несешь? – раздраженно спросила мать. – В такой день говоришь, о чем попало.

– Почему чушь? Мне понадобилась кровь, а ни твоя, ни папина мне не подошла. Отец сделал тест три года назад. Читай, – она протянула бланк матери. –