Кеплер был убежден, что выявил логику, которой Бог руководствовался при сотворении мира, и не мог скрыть своего восторга. В V книге «Гармонии мира» он писал:

«Откровенно признаюсь, что похитил золотые сосуды египтян, чтобы вдали от Египта выстроить жертвенник Господу моему. Если вы простите меня, я возликую; если упрекнете, я выдержу. Жребий брошен, и я пишу эту книгу, чтобы ее прочли или сейчас, или в будущем – это неважно. Она может подождать читателя и сто лет, как сам Господь шесть тысяч лет дожидался свидетеля Своего».

В 1618 году началась Тридцатилетняя война, опустошившая земли Австрии и Германии, и в 1626 году Кеплер был вынужден покинуть Линц. Впоследствии он обосновался в городе Саган в Силезии. Там он попытался завершить работу над книгой, к которой возвращался снова и снова на протяжении многих лет, как выяснилось, в ущерб матери во время процесса по обвинению в ведьмовстве. «Сон о Луне» (Somnium seu astronomia lunari), где протагонист узнает, как попасть на Луну, от всезнающего «духа», был приобщен к материалам дела Катарины. У Кеплера ушло немало сил на то, чтобы доказать, что все это чистый вымысел, а «дух» – никакой не дьявол, а просто литературный персонаж. Уникальность книги состоит не только в том, что она далеко опережала свое время по жанру, но и в том, что это был трактат, поддерживающий теорию Коперника.

Этот глобус из Ураниборга был начат в Аугсбурге в 1570 году и завер-шен десять лет спустя.

В 1630 году в возрасте пятидесяти восьми лет Кеплер снова оказался в стесненных обстоятельствах. Он отправился в Регенсбург, где рассчитывал забрать проценты по некоторым ценным бумагам и деньги, которые давал в долг. Однако через несколько дней после прибытия у него начался жар, и 15 ноября он скончался. Хотя Кеплер не стяжал славы Галилея, он оставил труды, оказавшиеся необычайно полезными для профессиональных астрономов, в том числе Ньютона, которые взяли с Кеплера пример в тщательности и точности работы с научными данными. Иоганн Кеплер любил эстетику, гармонию и порядок и открыл, что все это неразрывно связано с его представлениями о Боге. Его автоэпитафия гласит: «Прежде я измерял небеса, а теперь мне предстоит измерять тени земные. Душа моя была с небес, но тень тела моего покоится здесь».

Гармония Вселенной. Структура Вселенной видится как последовательность вписанных друг в друга единиц, составляющих пять платоновых тел. В сферу вписан куб, в куб – сфера, в нее – тетраэдр, в него – сфера, в сферу – октаэдр, в октаэдр – сфера, в сферу – додекаэдр, в него – сфера и в нее – икосаэдр.

Книга пятая

О совершеннейшей гармонии движений небесных тел, о происхождении эксцентриситетов и полудиаметров и о периодичности, которая ею устанавливается.

Согласно модели самого точного астрономического учения на сегодняшний день и гипотезам не одного лишь Коперника, но и Тихо Браге, каковые гипотезы сегодня приняты в обществе как самые истинные, а гипотеза Птолемея считается устаревшей.

Все то, что я предсказал двадцать два года назад (в особенности о том, что между небесными сферами вписаны пять правильных геометрических тел), все то, в чем я незыблемо убедился сам еще до того, как увидел «Гармонику» Птолемея, все то, что я пообещал друзьям в названии этой пятой книги прежде, чем сам уверился, все то, что, согласно моему публичному заявлению шестнадцать лет назад, необходимо исследовать, все то, ради чего я большую часть жизни посвятил астрономическим наблюдениям, посетил Тихо Браге и поселился в Праге – все то, что, наконец, поскольку всеблагой и всемогущий Господь вдохновил меня и направил и пробудил во мне великое желание, продлил мои годы, сохранил здравый ум и управил все стальное посредством благоволения двух императоров и знати этой провинции Австрии-на-Анисане, после того, как я в достаточной степени избавился от своих астрономических обязанностей, – все это я, повторяю, наконец извлек на свет и обнаружил, что оно еще более истинно, чем я думал, и обнаружил в движениях небесных тел полную природу гармонии в ее должной мере совокупно со всеми ее частями, описанными в книге III, и не в том виде, в каком зародилась она у меня в мыслях (и это также несказанно радует меня), но в совсем ином виде, однако же тоже весьма совершенном и превосходном. А в то время, пока я был погружен в тщательные расчеты движений и не знал еще, что меня ждет, произошло удивительное событие, распалившее во мне желание работать: я прочитал «Гармонику» Птолемея, рукопись которой прислал мне Иоганн Георг Гервард, канцлер Баварии, человек выдающийся, от природы склонный к философии и всяческой учености. Там, к величайшему моему изумлению, ибо такого я никак не мог ожидать, обнаружил я, что почти вся третья книга посвящена тем же размышлениям о небесной гармонии – полторы тысячи лет назад. Однако астрономия тогда, безусловно, была еще далеко не зрелой наукой, и Птолемей своей неудачной попыткой, вероятно, вверг многих в отчаяние, поскольку вошел в число тех, кто, подобно Сципиону и Цицерону, скорее повторял утешительные пифагорейские мечты, нежели способствовал развитию философии. Однако при всем несовершенстве античной философии книга Птолемея в точности, до волоска соответствовала нашим наблюдениям, хотя прошло полторы тысячи лет, и это придало мне решимости взяться за работу. Ведь зачем было задействовать столько людей? Сама природа вещей, чтобы явить себя человечеству, проявлялась в разных толкователях, живших в разные эпохи, и то был перст Божий, если воспользоваться древнееврейским выражением; и здесь в умах двух человек, без остатка посвятивших себя размышлениям о природе, родилось одно и то же представление об устройстве мироздания, хотя они ни в коей мере не руководили друг другом на пути к этому открытию. Но теперь, когда восемь месяцев назад прорезался первый луч, три месяца назад засиял рассвет, а всего несколько дней назад солнце моих чудесных размышлений запылало в полную силу, мне больше ничего не мешает. Я волен отдаться священному безумию, я волен насмехаться над простыми смертными и откровенно признаюсь, что похитил золотые сосуды египтян, чтобы вдали от Египта выстроить жертвенник Господу моему. Если вы простите меня, я возликую; если упрекнете, я выдержу. Жребий брошен, и я пишу эту книгу, чтобы ее прочли или сейчас, или в будущем – это неважно. Она может подождать читателя и сто лет, как сам Господь шесть тысяч лет дожидался свидетеля Своего.