— Выкладывай.

Егоров достал из кармана сложенный вчетверо лист ученической тетради:

— Евгений Пантелеевич Ершов 1890 года рождения действительно проходил лечение в инфекционном отделении Главного военного клинического госпиталя имени Бурденко с 18 января по 10 апреля 1943 года. В госпиталь был принят с острой формой дизентерии. Двумя неделями позже его состояние ухудшилось, врачами была выявлена язва желудка с сильным воспалительным процессом. В общей сложности Ершов перенес две операции и пробыл в госпитале около трех месяцев. Выписан в апреле 1943 года с последующим трехнедельным амбулаторным наблюдением. Вот тут адрес и место работы.

Егоров положил листок перед Старцевым.

Тот пробежал глазами мелко написанные строчки.

— А что по печатной фабрике Гознака?

— Туда заехали по дороге в госпиталь, встретились с руководителем. Он произвел впечатление ответственного и дисциплинированного человека. Как ты понимаешь, никто там к нашему визиту не готовился. Тем не менее на предприятии полный порядок, чистота, строгий пропускной режим и серьезная охрана. Мы, кстати, заодно и с начальником охраны переговорили. Фабрика работает в три смены, станки практически не выключаются. В общем, ничего постороннего на Гознаке напечатать невозможно — все оборудование и работники под постоянным двойным контролем.

Василий Егоров был сыскарем с большим опытом. Потому, удовлетворившись его докладом, Иван вытряхнул из пачки папиросу, чиркнул спичкой.

— Значит, так, граждане, — сказал он. — Более нам в этом сложнейшем деле ухватиться не за что. Пока, во всяком случае. Поэтому начинаем оперативную разработку инженера-технолога Ершова. Попробуем потянуть клубочек за эту ниточку…

* * *

— …Следователь должен наведаться к прокурору как минимум трижды. Вот представь на минуту, что после ряда оперативно-следственных мероприятий у нас появились неоспоримые доказательства причастности инженера Ершова к подделке продуктовых карточек. Ты оформляешь эти доказательства документально и топаешь к прокурору в первый раз — за ордером на арест данного гражданина. Убедившись в том, что доказательства веские и собраны правильно, он подписывает ордер. После ареста в процессе допросов выясняется, что Евгений Пантелеевич действительно сколотил преступное сообщество, печатал левые бланки карточек и, продавая их, неплохо наживался. Налицо состав преступления сразу по нескольким статьям Уголовного кодекса. И тогда ты топаешь к прокурору вторично — на этот раз за разрешением на возбуждение уголовного дела…

Старцев сидел на подоконнике рядом с открытой створкой окна и, попыхивая папироской, объяснял другу порядок взаимодействия с вышестоящими надзорными органами.

— …В завершение ты встречаешься с прокурором перед передачей собранного в деле материала в суд. Иногда требуется санкция на обыск, и тогда ты бежишь к нему еще раз, — продолжал Иван. — И заметь: все предоставляемые тобой прокурору документы должны быть идеально вылизаны. Как по форме, так и по содержанию. Не дай бог что-то пропустить, не зафиксировать или допустить ошибку! Тут же получишь все материалы на переделку с выговором в придачу. Уголовно-процессуальный кодекс — это, Саня, очень серьезно! Так что запоминай и мотай на ус.

— Да-а… — протянул Васильков, покачав головой. — Много мне еще предстоит намотать. Никаких усов, пожалуй, не хватит.

— Хватит. А будет мало — отрастишь. Мое общение с прокурором Дмитрием Федоровичем Довженко происходило на нервах только первый год, — продолжал Старцев и, затушив в банке окурок, рассмеялся. — Раза три-четыре он меня разворачивал, заставлял переписывать по целой пачке документов. Со временем я поднаторел, меньше допускал ошибок. И Довженко, обнаруживая мое «взросление», стал реже придираться. А в последние месяцы он настолько доверял мне, что и вовсе не открывал мои материалы. Глянет строго поверх очков и грозно поинтересуется: «Все нормально?» Отвечаю на военный манер: «Так точно, Дмитрий Федорович. Комар носа не подточит!» Он молча подпишет и непременно пожелает удачи. Такой вот у нас прокурор, Саша.

— Слушай, ну а если окажется, что Ершов ни в чем не виноват? — засомневался Васильков. — Вдруг у него действительно завалялись лишние карточки, а медикаменты нужны были для семьи? Может же такое случиться?

— Теоретически случиться может всякое. Но как говаривал мой заслуженный дед: один своевременно отпущенный подзатыльник принесет больше пользы, чем десять лет нравоучений. Ничего с этим Ершовым не случится, если мы аккуратно перепроверим все подозрительные факты.

— Да, наверное, ты прав…

В отделе оставались лишь Старцев и Васильков. Все остальные отправились по двум адресам: к участковому по месту жительства Евгения Пантелеевича Ершова и к заместителю директора завода № 41 НКАП (Наркомата авиапромышленности), где данный товарищ числился инженером-технологом.

Все получаемые оперативниками сведения должны были немедленно передаваться по телефону в отдел, где их тщательно анализировали Старцев с Васильковым.

Плечо у Ивана побаливало, хоть он и не показывал виду. Через час ему надлежало явиться на перевязку в медицинский кабинет на первом этаже Управления, потому он и остался в отделе. Васильков же получил от него индивидуальное задание: сидеть на телефоне и записывать поступавшие доклады. А при необходимости звать к аппарату Старцева.

Вначале от участкового позвонил капитан Бойко.

— Здоров, Александр. Сам примешь телефонограмму или начальство позовешь?

— Что-нибудь серьезное?

— Есть кое-что.

— Тогда поговори лучше с Иваном. — Васильков передал трубку товарищу.

— У меня ничего интересного, Иван Харитонович, кроме одного момента, — начал Олесь. — Семья Ершова проживает в большой квартире пятиэтажного дома и состоит из четырех человек: самого Евгения Пантелеевича, его супруги — Ершовой Изольды Сергеевны, сына двадцати семи лет — Ершова Бориса Евгеньевича и тринадцатилетней дочери Елизаветы. Семья, по словам участкового, образцовая, никаких замечаний и нареканий. Однако зимой 1943 года Ершова Изольда Сергеевна была задержана на Тишинском рынке нарядом милиции за попытку продажи продуктовых карточек.

— Да ты что?! — невольно вырвалось у Старцева.

— Вот и я поразился такому совпадению. Сначала лишние карточки у инженера, потом у его супруги.

— Так, ладно, давай дальше. Что там с ее задержанием?

— А ничего. Пустила слезу и отбрехалась. Сказала, будто дома подкопилось немного продуктов, а тут дочка приболела, понадобились деньги на лекарства. В общем, отпустили ее.

— Понятно. Ничего подозрительного за инженером участковый не замечал?

— Ничего.

Информация показалась весьма интересной. Принялись ждать сведений от Егорова. Тот позвонил тридцатью минутами позже, когда Александр заваривал в «столовой» чай.

— Я послушаю. — Старцев сам схватил трубку.

— По Ершову, Ваня, ничего плохого сказать не могу, — устало выдохнул заместитель. — Его портрет несколько лет висит на Доске почета, у него идеальная характеристика, два десятка благодарностей и столько же грамот от Наркомата.

Старцев хорошо знал своего заместителя и по тону его доклада догадался, что это далеко не все.

— Не тяни, — поторопил он. — Выкладывай главное.

— В разговоре с заместителем директора завода я узнал одну интересную деталь: сын инженера Ершова работает на этом же