Женщина стояла, опустив голову, и не двигалась с места. Она будто утратила способность воспринимать окружающую действительность. Ре-Ранкар взял ее за локоть, подвел к открытой двери авто, чуть надавив на затылок, заставил пригнуться и усадил на заднее сиденье. Он собрался уже захлопнуть дверцу, когда Ал-Алия выглянула наружу.

– Вы уже знали все это, когда согласились пойти в «Зажигай».

– Да.

– Почему же вы тогда согласились?

– Из ваших речей не трудно было понять, что вы собираетесь спровоцировать массовые выступления против монотипов, обвинив их во всех смертных грехах. И мне хотелось не просто сорвать их, но сделать так, чтобы в ближайшее время никому больше не пришло в голову повторить что-то подобное. В результате вы вместо пламенных речей Ку-Кифнера получили запись шумов, характерных для молодежного бара, перемежающихся моими ничего не значащими репликами. Ее смонтировал для вас Зу-Зандер. Я же получил запись, доказывающую причастность ССА, по крайней мере, к планированию жестоких убийств ни в чем не повинных граждан. Думаю, никто не захочет, чтобы она была обнародована.

– А вы никогда не думали о том, чтобы самому перейти на работу в ССА? С вашими аналитическими способностями и нетрадиционными методами работы, мэй Ре-Ранкар, вы могли бы сделать там карьеру.

– А вот в этом заключается ваша вторая фатальная ошибка, мэйя Ал-Алия. – Ре-Ранкар положил руку на дверцу авто и наклонился. Ему очень хотелось увидеть, какими станут глаза Ал-Алии, когда он скажет: – Дело в том, что я сам монотип. А вся ваша теория…

То, что он увидел в глазах Ал-Алии, не понравилось Ре-Ранкару настолько, что он не стал больше ничего говорить, а сделал шаг назад и захлопнул дверцу.

Волчок в низу живота постепенно замедлял свой бег. Пора было выполнить данное Во-Валмеру обещание – отправиться домой и лечь в кровать.

Но жизнь продолжалась. Хотя никто так и не понял, сами ли мы выбираем дороги, по которым идем, или дороги заставляют нас делать выбор. У каждого был свой Путь.

Круг замкнулся.

Кривошип и Шатун вывалились из бара «451 грамм от Фаренгейта», ошалело глянули по сторонам, убедились, что за прошедшую ночь мир сильно не изменился, и, успокоившись, присели на лавочку.

Утро только занималось. Зона, на сколько хватал глаз, была покрыта серым туманом, похожим на клочья грязной ваты. От одного только взгляда на эту картину на душе становилось тоскливо и муторно.

Вчерашний вечер не заладился сразу. С порога, что называется. Сначала какому-то пришлому сталкеру с грязной рожей и длинным носом показалось, что Кривошип косо на него посмотрел, и бродяга тупо, не объясняя причин, полез в драку. Когда же, оказавшись под столом, сталкер затих, Шатун заявил вдруг, что Суицид продал им паленую водку. Бармен клялся и божился, что водка самая что ни на есть отменная, но, ежели Шатуну что в голову втемяшится, переубедить его уже невозможно. Благо, у друзей имелись деньги, чтобы заплатить за поломанную мебель и перебитую посуду. Правда, Шатун недовольно ворчал что-то насчет того, что за армейским кордоном бельгийский спальный гарнитур стоит дешевле, чем два колченогих табурета у Суицида в баре. Но уже беззлобно, чисто ради приличия. И Суицид это прекрасно понимал, а потому не спорил и лишь денежки считал.

Концерт, ради которого сталкеры набились в бар, оказался преотвратнейшим. Майкл Джексон был далеко не в лучшей своей форме. Скакал по сцене, сооруженной из уложенных на ящики досок, как старый хромоногий козел, и что-то невнятно блеял под фонограмму. А может, он полагал, что для одичавших обитателей Зоны, годами света белого не видевших, и так сойдет? Но, если так, то, черт возьми, как же он ошибался! Телевизоры в Зоне, может, и не принимали ничего лучше канала MTV, однако в хорошей музыке сталкеры толк понимали. После третьей или четвертой песни, бездарно загубленной исполнителем, в баре забродил неодобрительный гомон. После пятой или шестой послышался свист и весьма нелицеприятные выкрики в адрес певца. После шестой – это уже точно – в Майкла полетели окурки. Помидоры и огурцы не кидали – слишком дороги свежие овощи в Зоне. Витамины все ж. А без витаминов, на одних сигаретах да водке, долго не протянешь.

Чего у сталкеров было полным-полно, так это оружия. И, хотя Суицид настойчиво требовал, чтобы все посетители на входе сдавали оружие горбатому охраннику по прозвищу Квазимодо, кто-нибудь да непременно протаскивал «беретту» на самом дне рюкзака или «узи» под полой пыльника. Не с каким-то там злым умыслом, а так, на всякий случай. Уж такой это был народ – каждый второй чувствовал себя без оружия, будто голым в людном месте. А каждый первый утверждал, что пистолет ему подарила мама «на зубок». Сталкеры – что тут еще сказать? Но все порядок знали, а потому в барах стреляли редко. Крайне редко. Только если совсем уж невмоготу становилось.

На этот раз нервы не выдержали у сталкера по прозвищу Лунек.

– А, пропадай все пропадом! – истошно завопил вдруг Лунек.

И, выдернув из-за пазухи обрез охотничьей двустволки, саданул дуплетом в потолок. Лунька тут же повалил на пол и упал на него сверху Кабан, на него – Боров, на него – Вепрь, а сверху уселся Пашка-Крокодил. В левой руке – Крокодил был левшой – Пашка держал антикварный «кольт» «миротворец» времен войны с племенами сиу, ведомыми в бой Сидячим Быком. Поскольку Крокодил был уже шибко во хмелю и, скорее всего, плохо соображал, где он находится и из-за чего началась буча, «кольт» у Пашки решили забрать. Да вот просто так отдать револьвер Крокодил отказался. И тут уже всем не до Майкла Джексона стало. Который, надо сказать, правильно оценил ситуацию и, воспользовавшись тем, что на сцену уже никто не смотрел, юркнул за дощатую перегородку, где располагалась его артистическая уборная. А Лунек, вывернувшись из-под Кабана, принялся прыгать со стола на стол – две недели назад он всерьез решил освоить паркур.

– Какого лешего Суицид Майкла Джексона притащил? – уже в который раз спросил Шатун у Кривошипа.

Как будто приятель его был, как минимум, менеджером некогда прославленного певца. И именно из-за его нерадивости и безалаберности слава Майкла покатилась по горке ледяной. А теперь-то пришла пора ответить за содеянное.

Что и говорить, ночь прошла препогано. Однако сталкеры не унывали. Не в их это было правилах. Перед ними расстилались необъятные просторы Зоны, готовой щедро одарить каждого, у кого хватит смелости бросить ей вызов. И кто, естественно, останется после этого живым. У Кривошипа в кармане пылевика лежал выдранный из школьной тетрадки листок в клеточку, на котором красным карандашом была нарисована карта с крестиком, обозначающим место, где спрятан контейнер с грибами. По словам бродяги, продавшего Кривошипу листок, нарисовал ее сталкер, которого он, бродяга, умирающим подобрал возле Парапня. Он, сталкер то есть, самолично набрал полный контейнер отборнейших грибов, повыскакивавших из землицы сразу после четвергового дождичка. Да вот дотащить до перекупщиков не смог – угодил в блендер. Чудо, что еще жив остался. Как звали сталкера, бродяга не знал. Говорил, будто оттащил его к лаборантам, что на Опаловом пруду пробы воды брали. Сам он за грибами не пошел, поскольку знал, что не дотопает. Место, где контейнер припрятан, гиблое, туда лишь опытный сталкер доберется. Вот поэтому он и искал, кому бы продать карту. Просил недорого, поскольку, ежели тянуть да торговаться, грибы даже в холодильном контейнере стухнут.