Его не тревожит, что в лагере пропадают дети.

Его волнует только распрекрасная байдарка.

Мои ярость и злость постепенно сошли на нет.

И их сменил страх.

Но тогда я еще не знал, что самое страшное ждет меня впереди.

В ту ночь я спал у себя в коттедже совсем один.

Меня бил озноб. Я никак не мог согреться. Я даже взял себе еще одно одеяло. Мне казалось, что я вообще не смогу заснуть. В голове было столько тревожных мыслей…

Но я так устал за прошедший день, что почти сразу же провалился в сон. Когда я засыпал, я вроде бы слышал вой — все тот же жуткий, протяжный вой, доносившийся из Запретного дома. Но мне было уже все равно.

Я провалился в бездонную черноту и проснулся только от ощущения, что кто-то тряс меня за плечо.

Я испуганно сел на постели и сощурился, глядя в темноту. Уж не знаю, чего я спросонья себе напридумал, но это был всего-навсего Ларри.

— Ларри! — выдавил я голосом, хриплым со сна. — Что случилось?

В комнате было темно. Выходит, Ларри меня разбудил посреди ночи. Когда глаза немного; привыкли к темноте, я увидел, что постель Ларри разобрана. Значит, сегодня он спал в коттедже.

Но я даже не слышал, как он вошел и лег.

А вот постели Томми и Криса стояли нетронутыми.

— Внеочередной поход, — сообщил Ларри. — Одевайся. Быстрее.

— Чего? — Я зевнул и потянулся. — Какой поход? Еще даже не рассвело.

— Дядя Эл собирает всех, — сказал Ларри.

Он подошел к своей койке и принялся застилать постель. Я тупо смотрел на него, ничего не понимая.

Я обреченно вздохнул и спустился на пол.

Я сразу замерз, потому что пол был холодным, а я, естественно, был босиком.

— Нам что, уже и поспать лишний час нельзя? После всего, что случилось вчера?

Я невольно взглянул на кровать Криса и Томми.

Ребята так и не вернулись.

— Я же тебе говорю, дядя Эл собирает всех, — раздраженно проговорил Ларри. — Весь лагерь. И он лично нас поведет.

— Куда?! — Мне вдруг стало страшно. — Куда он нас поведет?!

Ларри в ответ промолчал.

— Куда он нас поведет? — повторил я и сам не узнал свой голос.

Ларри опять сделал вид, что не слышит.

— А Томми с Крисом так и не вернулись? — упрямо проговорил я, зашнуровывая кроссовки. Хорошо, что я взял с собой запасную пару. Те кроссовки, в которых я был вчера, так и не высохли.

— Вернутся они, никуда не денутся, — буркнул Ларри после продолжительного молчания. Но мне показалось, что он сам не верит в то, что говорит.

Я натянул первую попавшуюся футболку и побежал в главный корпус на завтрак. Солнце только-только показалось над горизонтом. Небо еще было серым, но на улице было тепло. Трава влажно поблескивала в бледных лучах восходящего солнца. Должно быть, ночью шел дождь.

Другие ребята тоже уже собирались на завтрак. Они шли, зевая и потягиваясь на ходу. Многие были недовольны, что нас подняли так рано. Я заметил, что большинство ребят, как и я, растеряны. Они тоже ничего не знали и не понимали.

С чего бы вдруг дяде Элу вздумалось затевать какой-то внеочередной поход? Да еще так рано утром… Куда мы идем? И надолго ли?

Я надеялся, что за завтраком кто-нибудь из воспитателей или сам дядя Эл объяснят нам, что к чему. Но никто из них даже не показался в столовой.

Мы ели молча. Никто не шутил и не смеялся.

А я постоянно ловил себя на том, что думаю о вчерашнем кошмарном походе на байдарке. Казалось, что я еще ощущаю во рту противный вкус мутной речной воды. А перед глазами стояла ужасная картина: как Ларри плыл на меня, лицом вниз, и как я поначалу принял его за бревно, и как потом испугался, что он утонул.

Мне до сих пор не верилось, что я сумел вытащить Ларри из воды. При одном только воспоминании о том, как я боролся с течением, меня пробирала дрожь.

Я вспомнил, как Томми и Крис уплывали вниз по реке. Как байдарка, в которой они сидели, превратилась сначала в едва различимую точку, а потом и вовсе скрылась из виду.

Мысли как-то сами собой вернулись к Дани и Дори. Мне очень хотелось знать, все ли с ними в порядке. И рискнут ли они еще раз переплыть реку и повидаться со мной на нашем берегу.

На завтрак были оладьи со сладким сиропом. Вообще-то я обожаю оладьи, но в то утро у меня совсем не было аппетита. Я вообще ничего не ел, только сидел и ковырял вилкой в тарелке.

В столовую заглянул кто-то из воспитателей.

— Всем построиться на улице, — объявил он и тут же скрылся за дверью.

Все ребята — и я в том числе — послушно поднялись из-за столов и поплелись на улицу.

Куда мы сейчас пойдем? Почему нам никто ничего не говорит?

Небо чуточку порозовело, но все равно было сумрачно.

Мы выстроились в шеренгу у боковой стены главного корпуса. Я встал почти в самом конце. Кое-кто из ребят принялся отпускать шуточки и пихать соседей плечами. Но таких весельчаков было мало. Большинство просто молча стояли и ждали, когда нам наконец объяснят, куда мы идем и зачем.

Когда все ребята построились, один из воспитателей, имени которого я не знал, прошел вдоль шеренги и пересчитал нас, тыкая в каждого пальцем и шевеля губами. Так он дошел до конца. А когда возвращался обратно, пересчитал нас всех по второму разу. Чтобы не ошибиться.

А потом из главного корпуса вышел дядя Эл, одетый в пятнистый камуфляжный костюм, похожий на военную форму из фильмов. И хотя еще толком не рассвело, дядя Эл почему-то был в темных солнцезащитных очках. Однако я все равно заметил, что он чем-то сильно встревожен.

Следом за ним показались и воспитатели. Каждый нес на плечах здоровенную спортивную сумку с чем-то явно тяжелым.

Я надеялся, что сейчас дядя Эл все объяснит.

Но он не произнес ни слова. Сделав знак воспитателям следовать за ним, он прошел вдоль шеренги и остановился только в самом конце.

— Туда. — Он указал пальцем на спуск к реке.

Больше он ничего не сказал. Только: "Туда".

Мы поплелись следом за ним. То есть это я так говорю: поплелись. На самом деле дядя Эл задал такой темп, что нам пришлось едва ли не бежать за ним. Кроссовки скользили по мокрой траве. У меня за спиной двое ребят о чем-то шептались и тихонько посмеивались.

Только теперь до меня дошло, что я оказался едва ли не в самом начале колонны. Я подумал, что, если я крикну погромче, дядя Эл должен меня услышать. И я тут же заорал:

— А куда мы идем?