Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было сказано спокойно, но таким тоном, что я почувствовал страх.
– Что же вы хотите сделать? – вскричал я.
Рожэ ничего не ответил; он только слегка распахнул свою куртку, и я увидел в его кармане блестящее дуло пистолета.
Я бросился к нему в испуге.
– Вы хотите лишить себя жизни, несчастный?! Застрелиться?..
Он холодно ответил:
– Мой милый, когда я был на военной службе, я дал себе слово, что если когда-либо в результате безрассудного поступка буду разжалован, то не переживу позора. Настало время сдержать это слово… Через какие-нибудь пять минут я буду выгнан из коллежа, другими словами – «разжалован»… А через час… прощайте!.. Все будет кончено для меня…
Услышав это, я с решительным видом заградил ему путь к двери.
– Нет, нет! Рожэ, вы не выйдете отсюда!.. Я лучше потеряю место, чем соглашусь быть причиной вашей смерти.
– Не мешайте мне исполнить мой долг! – мрачно ответил он, и, несмотря на все мое сопротивление, ему удалось приоткрыть дверь.
Тогда мне пришло в голову заговорить о его матери, об этой «бедной матери, жившей где-то в глуши». Я доказывал ему, что он должен жить ради нее, что мне всегда удастся найти себе другое место; говорил, что у нас еще целая неделя впереди и что, во всяком случае, нельзя принимать такого ужасного решения до самого последнего момента. Это соображение на него, по-видимому, подействовало. Он согласился отложить на несколько часов свой визит к директору и то, что должно было последовать за этим…
В это время раздался колокол, мы обнялись, и я спустился в класс.
Но какова человеческая натура! Я вошел в свою комнату полный отчаяния, а вышел из нее почти сияющий… Малыш так гордился тем, что спас жизнь своему доброму другу – учителю фехтования!
И все же я должен сказать, что, когда я занял свое место на кафедре и первый порыв энтузиазма прошел, я задумался о своем собственном положении. Рожэ соглашался остаться жить, разумеется, это было очень хорошо, но я сам… что я сам буду делать после того, как мой самоотверженный поступок выставит меня из коллежа?..
Положение было не из веселых. Я уже видел мать в слезах, отца в гневе, восстановление домашнего очага неосуществимым… К счастью, я вспомнил о Жаке: как хорошо, что его письмо пришло как раз сегодня утром! В конце концов все может уладиться: мне стоит только поехать к нему. Ведь он пишет, что в его кровати места хватит для нас обоих! К тому же в Париже можно всегда найти заработок…
Но тут мне пришла в голову ужасная мысль: чтобы уехать, нужны деньги… на железнодорожный билет, во-первых, а затем я должен пятьдесят восемь франков швейцару, десять – одному из учеников старшего класса, и еще громадные суммы, записанные на мой счет в кафе «Барбет»! Где раздобыть столько денег?!
«Да что там, – сказал я себе после некоторого раздумья, – стоит беспокоиться о таких пустяках. А Рожэ? Рожэ богат. У него в городе много уроков, и он будет, конечно, только счастлив достать мне несколько сотен франков, мне, человеку, спасшему ему жизнь».
Мысленно уладив свои дела, я забыл обо всех катастрофах этого дня и стал думать о своей поездке в Париж. Я был так радостно настроен, что не мог усидеть на месте, и господин Вио, явившийся в класс, чтобы насладиться зрелищем моего отчаяния, был очень разочарован, увидав мою веселую физиономию. За обедом я ел с большим аппетитом, а во дворе, во время перемены, простил нескольких шалунов. Наконец колокол возвестил об окончании занятий.
Самым неотложным делом было повидать Рожэ. Одним прыжком я очутился у него в комнате, но она была пуста. «Понимаю, – подумал я, – он, конечно, отправился в кафе “Барбет”». При наличии таких драматических обстоятельств в этом не было ничего удивительного.
Но в кафе «Барбет» тоже не было никого. «Рожэ, – сказали мне там, – отправился с унтер-офицерами на Поляну». Но что же, черт возьми, могли они там делать в такую погоду… Меня это начало беспокоить и, отказавшись от предложенной мне партии на бильярде, я подвернул брюки и устремился по снегу на Поляну, на поиски своего доброго друга, учителя фехтования.
Глава XII
Железное кольцо
От Сарлаидских ворот до Поляны добрых полмили, но я так быстро шел, что проделал этот путь менее чем в четверть часа. Я дрожал за Рожэ. Я боялся, что бедный малый, вопреки своему обещанию, все расскажет директору во время урока, и мне казалось, что я вижу перед собой блеск его пистолета… Эта мрачная мысль несла меня вперед, как на крыльях.
Но вскоре я заметил на снегу следы многочисленных ног, направлявшихся к Поляне, и мысль, что учитель фехтования был не один, меня немного успокоила.
Замедлив шаги, я принялся думать о Париже, о Жаке, о своем отъезде… Но минуту спустя мои страхи возобновились.
Несомненно, Рожэ решил застрелиться… Иначе зачем бы он пошел сюда, в это пустынное место, так далеко от города. Если же он привел с собой своих друзей из кафе «Барбет», то это для того, чтобы выпить с ними «прощальный кубок», как они называют… О, эти военные!.. И при этой мысли я опять пустился бежать.
К счастью, до Поляны было теперь недалеко; я видел уже большие покрытые снегом деревья.
«Бедный друг, – думал я, – только бы поспеть вовремя!»
Следы шагов привели меня к кабачку Эсперона.
Этот кабачок пользовался очень дурной славой. В нем сарландские кутилы устраивали свои утонченные пиршества. Я не раз бывал там в обществе «благородных сердец», но никогда еще он не казался мне таким зловещим, как в этот день. Желтый и грязный посреди белоснежной равнины, с низкой дверью, ветхими стенами и плохо вымытыми окнами, он прятался за рощицей невысоких вязов, точно сам стыдясь своего гнусного промысла…
Подходя к кабачку, я услышал веселые голоса, смех и звон стаканов.
«Боже! – воскликнул я, содрогаясь. – Так и есть… Прощальный кубок…»
И я остановился, чтобы перевести дух.
Я находился в это время позади кабачка и, толкнув калитку, вошел в сад. Но какой сад! Ветхая поломанная изгородь, голые кусты сирени, на снегу кучи мусора и всяких нечистот и несколько