— Потушите факел!

Гондоран повиновался.

— Это уже не поможет. Если кто-то там наблюдает за цистерной, то он давно обнаружил нас.

— Я разведаю. Оставайтесь здесь и ждите знак от меня. Там, наверху, есть ящик с факелами?

— Конечно. Возле каждого входа стоит такой ящик.

Олловейн снял камзол. Меч весил слишком много. Эльф никогда не был выдающимся пловцом, поэтому лучше было избавиться от ненужного балласта. Он перебросил перевязь через плечо и затянул ее потуже.

— Я с тобой, — сказал Оримедес. — Сидеть здесь и ждать — это не по мне.

Олловейн вздохнул про себя. Последний, кто нужен ему сейчас рядом, — это вспыльчивый кентавр.

— При всем уважении, друг, я хочу попытаться тайно приблизиться к выходу. Я ценю твое предложение, но вынужден отклонить его.

— Я могу двигаться почти бесшумно, — настаивал князь.

— А кто будет защищать королеву, если я не вернусь? Ты прирожденный предводитель. Ты найдешь выход! Ты нужен мне здесь, Оримедес.

Кентавр заворчал:

— Иногда я терпеть не могу быть князем. Удачи тебе.

— Если путь свободен, я опишу круг горящим факелом.

Олловейн оттолкнулся от лодки и, делая сильные равномерные взмахи руками, поплыл к свету.

Ты сломал печать, с легким сердцем пренебрегая моим предупреждением. Прошу в последний раз: положи это письмо обратно в тайник, если хочешь, чтобы сердце твое оставалось чистым.

Один-единственный темный поступок может перечеркнуть полную благородства жизнь. И вот о таком поступке я и должен рассказать. Я надеялся уйти в лунный свет, если приму в этом участие. Я думал, что это моя судьба. Но я обманулся. Я не могу жить дальше, зная, что было той ночью. Но было бы преступлением приносить правду в жертву лжи — так, как это происходит теперь. Ни один из детей альвов никогда не поверил бы троллю. И даже они, пожалуй, не узнают о том, что произошло на самом деле. Я должен записать это, поскольку истина не должна быть забыта навеки.

Когда это будет завершено, я навсегда сотру свои воспоминания и никогда не прикоснусь к печати на этом письме. Последний раз предупреждаю тебя, незнакомый свидетель моего позора! Ты не захочешь узнать правду! Никогда больше ты не сможешь смотреть на Альвенмарк невинными глазами, если дочитаешь до конца.

Эмерелль приказала сопроводить короля и князей троллей к Шалин Фалаху. Считалось, что оттуда их отведут в тайное место, где они будут пребывать. А их народ должен был навсегда быть изгнан из Альвенмарка. Слишком высокую цену заплатили мы за победу. Мы атаковали их со всех сторон, и тролли сочли, что пропали. Поэтому они сложили оружие и отдали себя на милость победителей. Они решили, что мы окружили их, что у нас большое численное превосходство, на самом же деле они были сильнее нас и, если бы снова взялись за оружие, ничто в Альвенмарке не смогло бы их остановить. Наша победа не была блестящей, поскольку была достигнута хитростью. Все мы знали в ту ночь, что детям альвов понадобятся десятилетия, чтобы прийти в себя после битв.

Все это не может извинить содеянного. Но я надеюсь, что ты, незнакомый свидетель моего позора, по крайней мере сможешь понять, что произошло. Разве могло попасть правление Альвенмарком в руки самых ужасных детей?

Королю троллей и его князьям заткнули кляпами рты и вывели с завязанными глазами на Шалин Фалах. Наверное, они думали, что их отведут в темницу в какой-нибудь крепости на другой стороне моста. Но Эмерелль приказала своему мастеру меча столкнуть троллей в пропасть. Честный Олловейн, который до тех пор ни разу не колебался, выполняя приказы своей повелительницы, отказался исполнить ее волю. Зато вызывался выполнить приказ другой воин, по имени Фародин. Его возлюбленная, Айлеен, была убита троллями. Но Эмерелль запретила. Она не желала мести. Ей нужен был палач с холодным сердцем, который совершит злодеяние ради того, чтобы спасти Альвенмарк. И я вышел вперед. Немые и слепые, рухнули они, не издав ни звука, в пропасть, словно камни.

И с верой в то, что князья — пленники, тролли не станут искать их среди возродившихся. И, быть может, их души никогда не сумеют больше одеться в плоть в мире. Никто не знает об этом. Я надеюсь на мир. Но боюсь, что однажды тролли узнают тайну той ночи. И тогда не будет более мира и Альвенмарк утонет в крови своих детей.

Из наследства мастера Альвиаса

Эльфийский корабль, треща, прошел вдоль портового мола. Некоторые тролли выпрыгнули на сушу, чтобы пришвартовать его. В одного из воинов угодило копье.

Оргрим указал на укутанную в холодный свет башню в конце мола.

— Давайте, разбейте ворота и убейте засевших там эльфов! — Вожак стаи был в ярости.

Ему пришлось просить других вожаков стай, чтобы они взяли эльфийский корабль на буксир, а потом оказалось, что войти в гавань невозможно. Оргрим воображал, как вступит в город с триумфом, неся труп королевы на щите, чтобы все могли видеть ее. Но судьба грозилась отнять у него славу. Нужно быть безумным, чтобы идти в гавань. Там по-прежнему плавали дюжины горящих обломков. Теперь флот причаливал к длинному внешнему молу, построенному для защиты от волн.

Все больше и больше стай воинов спрыгивали на берег и с криками устремлялись к городу. Насколько мог видеть Оргрим, они нигде не встречали серьезного сопротивления. После битвы за корабль королевы он был рад этому. Эльфы были маленькие и слабые, да. Одного удара дубинкой хватало, чтобы раздробить им кости и заставить выплюнуть легкие. Но было чертовски тяжело вообще попасть в них. А вражеские клинки были проворны и резали глубоко.

— Вожак стаи, у нас гости! — Болтан ринулся на кормовое возвышение и указал на море. — Король!

От стены мрачных силуэтов кораблей отделилась огромная тень. Три красных фонаря светились на грот-мачте. «Смертоносный», корабль короля! Интересно, видел ли Бранбарт, кто первым прыгнул на борт либурны? Оргрим мысленно обругал себя. Король просто прибыл с целью осмотреть захваченный корабль. Как на расстоянии, да еще и ночью, он должен был видеть, что происходит на судне?

Оргрим подошел к ложу, на котором покоился истерзанный труп тиранши. Большие руки тролля погладили Лебединую диадему. Это действительно произошло. Он убил мастера меча королевы и захватил труп Эмерелль. Никто не может отнять у него этой славы. Ему нет нужды принимать участие в сражениях в городе.

Весла «Смертоносного» поднялись, спустили паруса. Огромный корабль медленно шел вдоль мола. Его палубы возвышались более чем на восемь локтей.