И все ж сильней всего отрава глаз зеленых,

Твоих отрава глаз,

Где, странно искажен, мой дух дрожал не раз,

Стремился к ним в мечтах бессонных

И в горькой глубине изнемогал и гас.

Но чудо страшное, уже на грани смерти,

Таит твоя слюна,

Когда от губ твоих моя душа пьяна,

И в сладострастной круговерти

К реке забвения с тобой летит она[26].

— Почему бы тебе не написать некролог, посвященный Карлу? — спросила Анна. Я не хотел. — Давай! — подбадривала она. — Он мне нужен для занесения в тетрадь. Ты его знаешь лучше меня. У тебя этот некролог получится лучше, чем у меня.

В конце концов, я его написал. Я брался за него дважды. В первом случае Карл у меня умер старым и богатым, прожив счастливую жизнь. У него было много денег и никаких проблем. Он был женат и жил в большом особняке. Он дружил со всеми. На похороны пришло 500 человек.

Анне этот некролог не понравился.

— Он неинтересный, — сказала она. — И так мало деталей. Я имею в виду, что этот некролог подойдет многим людям. Расскажи мне про Карла. Сделай некролог интересным. Сделай самого Карла интересным. И пусть он умрет молодым. Как если бы он умер сейчас. Напиши некролог, словно Карл умер сейчас.

Скрудж[27]не любил Рождество. Мой отец не любит День Благодарения. Он его ненавидит. Я знаю, что это не имеет смысла. Я имею в виду, что там можно ненавидеть? Есть еда и футбол, то и другое — в избытке, но отец все равно ненавидит этот день. Обычно все было не так плохо, поскольку вокруг находилось много людей, и его нелепое поведение и выражение неудовольствия не сильно привлекали к себе внимание. А если он не жаловался, то сидел в своей берлоге, и мы о нем просто не вспоминали. Обыкновенно индейку жарил мой брат. Он начал заниматься готовкой, учась в колледже. Они с друзьями обычно готовили традиционный для Дня Благодарения ужин в выходные перед праздником, на который все отправлялись домой. Я не помню, чтобы моя мать когда-либо жарила индейку, что хорошо.

К сожалению, брат с семьей не приедут к нам в этом году. Он собирался проводить праздник в Батон-Руж.

Мы отправились в клуб. Отец был членом загородного клуба в Хилликере, и мы в праздники оказались там. У них имелся большой танцевальный зал, заполненный достаточным количеством столов для размещения пары сотен гостей. Все столики застелили белыми скатертями, в центре каждого стояли сухие цветы. Почти за каждым сидело по восемь или десять, или шестнадцать человек. Большие семьи смеялись, ели и наслаждались жизнью. Но нас было только трое, и мы сидели молча.

Зал выходил на поле для гольфа, теперь покрытое несколькими футами снега. Отец стоял у окна, идущего от пола до потолка, и смотрел на снег. Наконец, он уселся за стол, повернувшись спиной к окну. Я удивился, что он не отправился с лопатой расчищать поле, чтобы не ужинать с нами.

Официанты и официантки в накрахмаленных белых рубашках и блузках приносили индейку прямо на стол, разрезали ее и давали каждому большие куски. Они также приносили большие тарелки с пюре, сладким картофелем, фаршем, клюквенным соусом и зеленым горошком. Имелся и большой шведский стол, где можно было взять суп, салаты, хлеб, сыр, оливки, маринованные огурчики и десерты. Там была тонна еды — и вся хорошая. Мы с мамой несколько раз ходили к большому столу, где все это было выставлено, но отец ни разу не встал со стула. Он просто сидел на одном месте и пил виски с таким выражением лица, словно у него в горле застрял большой кусок картофельного пюре. Подходили разные люди и здоровались с отцом. С этими людьми он или играл в гольф, или вел дела. Он отвечал несколькими словами, но ни разу не представил ни мать, ни меня, и старался как можно скорее прекратить разговор. Я не знал никого, пока не заметил, как в зал заходит Билли Годли с семьей. Это была большая группа, состоявшая из родителей, братьев, сестер, тетушек, дядюшек и бабушек с дедушками. Его отец работал полицейским, на самом деле — детективом, что было не очень хорошо для Билли. Ребята в школе смеялись над ним. Он болтался на втором этаже с Дегенератами. К тому же, Билли был маленьким и тощим, что нисколько не помогало. Но я считал его достаточно приятным парнем, правда, не собирался к нему подходить и разговаривать с ним. Два сыра «Велвита» не могли вместе ужинать в День Благодарения.

— Хорошая индейка, — сказал я матери. — Как ты думаешь?

— Хорошая. Не такая, как у твоего брата, но хорошая.

— Может, он приготовит индейку на Рождество.

Он обещал приехать на Рождество. Не думаю, что я бы выжил, если бы он не приехал. Отец собрался уходить, пока мы еще ели.

— Выпей кофе, — сказала ему мать.

Он встал из-за стола и пошел прочь. Мы отправились за десертом. Я думаю, что съел три куска пирога. Тем не менее, ужин в День Благодарения занял чуть больше часа.

Я отправился в туалет и увидел, что кого-то вырвало в одной из кабинок, причем мимо унитаза. Блевотина разлетелась по всему полу. Пахло уксусом и свежеиспеченным хлебом. От такого запаха обычно перестаешь дышать. Я задумался, не моего ли отца тут рвало.

Отец сидел в машине. Просто сидел. Он не включил радио, он даже не включил печку.

* * *

Когда мы добрались домой, отец сразу же отправился в свою берлогу, а мать сварила себе кофе. Я попробовал позвонить Анне, но она выключила телефон. Я оправил ей текстовое сообщение и ждал, когда она со мной свяжется. Она с родителями уехала из города на целый день. Они собирались навестить каких-то родственников или еще кого-то. Я не уверен, что она точно сказала, кого.

Брат в тот вечер позвонил позднее. Они какое-то время разговаривали с мамой, а потом он попросил к телефону меня.

— Насколько все ужасно? — спросил он.

— Ничего, выдержать можно, — ответил я. — Жаль только, что не ты готовил ужин.

— Мне очень жаль, что я тебя так подвел в этом году.

— Я все понимаю. У тебя же маленький ребенок, да и других проблем хватает.

— Я приеду на Рождество.

— Это будет здорово, — сказал я.

В любом случае день прошел. Я не думал, что день был ужасным, а в ту минуту мне на самом деле было все равно, приедут они на Рождество или нет. Если бы меня об этом спросили пару часов назад, когда я стоял в облеванном туалете, то меня бы это волновало. Но теперь меня гораздо больше интересовал собственный телефон. Я хотел посмотреть, не связывалась ли со мной Анна. И меня интересовало, собирается ли она вообще со мной связываться в этот вечер.