Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако на следующее утро старуха встала на ноги и битый час расхаживала по палубе. Потом устроилась на носу и долго сидела там, подставив лицо ледяному ветру и не обращая внимания на брызги. Она выздоровела.
Бьорн, впрочем, получил лишнее тому доказательство в ту же ночь. Было часа два пополуночи, а он все ворочался без сна на своем соломенном тюфяке. В тесной каюте пахло плесенью, и ему захотелось выйти ненадолго на воздух. Луна, почти полная, освещала палубу и ртутно-серое море. Бьорн кивнул рулевому и пошел в сторону кормы.
У основания мачты был рундук, куда убирали запасную снасть. И в нем что-то шевелилось. Послышался писк, потом, с короткими интервалами, еще и еще. Бьорн подошел поближе и увидел скрюченную фигуру.
— Это ты, Брит?
Колдунья ответила невнятным ворчанием. Похоже было, что она что-то жует. Бьорн подошел еще ближе.
— Это ты, Брит? Смотрю, тебе уже лучше. Что это ты тут жу…
Договорить ему не дал едва удержанный рвотный позыв. В стиснутом кулаке колдуньи дергался зверек — несомненно, крыса, судя по свисающему хвосту. А челюсти Брит мерно двигались.
— Брит! Ты… т-т-ты… — заикаясь, выговорил Бьорн, — ты что, вправду… ешь крыс?
Вопрос был глупый, поскольку Брит в данный момент тем и занималась, что на самом деле ела крысу. Она глянула на него с усмешкой и, чтоб у него уж никаких сомнений не осталось, сунула в рот голову следующего зверька и одним махом откусила. Только хрустнуло, и писк прекратился.
— О, нет… — вырвалось у Бьорна, и он поскорей отвернулся, борясь с тошнотой.
Отходя, он услышал за спиной скрипучий смешок Брит. Колдунья была явно довольна произведенным эффектом. Он немного постоял, приходя в себя, потом спустился по трапу к своей каюте. Перед дверью Хальфреда были аккуратно выставлены сапоги карлика. Из-под двери пробивался свет. Бьорн тихонько постучал.
— Вы не спите, Хальфред?
— Нет. Заходите, если угодно.
Перед открывшейся ему картиной Бьорн остолбенел. Стоя на коленях у корзины, карлик тщательно складывал в стопку взятые с собой рубашки.
— Все перемешалось, никакого порядка. Бортовая качка… или килевая, никак не усвою, в чем разница…
В открытой корзине уже возвышались аккуратные стопки брюк, сюртуков и несколько пар разнообразной, но неизменно начищенной до блеска обуви. Бьорн углядел даже деревянное яйцо для штопки носков.
— Вы уверены, что все это вам необходимо?
— Нет. Но пусть будет, мало ли что.
— Вы правы, Хальфред. Мало ли что…
Вернувшись на свое ложе, он невольно задумался, разумно ли было отправляться на такое отчаянное дело, имея союзниками лишь маньяка-аккуратиста карлика и питающуюся крысами колдунью.
Порт, куда они прибыли, был сплошь припорошен тонким слоем снега. Это придавало причалам, невысоким домикам и стоящим на рейде кораблям мирный вид, нисколько не умеривший тревогу трех путешественников. Никто из них никогда не бывал на Большой Земле, и им казалось, что они высаживаются на неведомую планету — безмолвную, белую и исполненную угрозы.
Долго пришлось урезонивать Хальфреда, чтоб он в конце концов смирился с очевидностью: нельзя обременять себя дорожной корзиной. Уступив, он с сердечным сокрушением собрал себе более портативный узел. Но оставить скрипку отказался наотрез.
— Это хардангерфеле, — сказал он, — отец специально заказывал по моей мерке. Я беру ее с собой.
Едва сойдя на берег, колдунья Брит повела себя как животное, которое заперли в клетку, а потом выпустили за сто километров от прежнего места. Она принюхивалась, совалась туда-сюда. Между тем как ее спутники шли себе по набережной, она отирала стены, почти сливаясь с ними, а наткнувшись на жалкие три травинки, торчащие из-под снега, так и кинулась к ним, каждую обнюхала, покусала. Как здесь что называется, ей было не важно, ей только нужно было все незнакомое опробовать — глазами, нюхом, языком.
В экипаже, который Бьорн нанял, чтобы доехать до владений Герольфа, Хальфред сидел такой несчастный, что жалко было смотреть. Ехать неведомо куда уже само по себе было для него тяжелым испытанием, а пускаться в путь без большей части багажа — и вовсе кошмаром. Он безжизненно привалился к окну, прижимая к себе скрипочку и почти не глядя на открывающиеся по пути виды.
— Может, сыграете нам что-нибудь? — предложил Бьорн.
— Настроения нет…
Две лошади шли ровной рысью, однако перед отправлением кучеру стоило немалых трудов запрячь их.
— Да что это, какая их муха укусила? — недоумевал он: лошади упирались, мотали головами, шарахались в стороны.
— Это из-за меня… х-с-с… х-с-с… — объяснила Брит и отошла на несколько метров. — Лошади меня не любят… х-с-с… х-с-с… не знаю почему… если верхом сяду, разучаются ходить… х-с-с… х-с-с… запутываются в ногах и падают… так вот… х-с-с… х-с-с…
В карете она съежилась на сиденье и не открывала рта, но на первой же остановке соскочила с подножки и продолжила свои исследования. Разминала во рту снег, отколупывала ногтями кусочки коры, стучала камнем о камень, раскалывала их и пробовала на язык образовавшуюся пыль.
Ночевали на постоялом дворе, где обычно останавливался кучер. Бьорн и Хальфред заняли одну комнату на двоих. Брит же исчезла в ночи, и до утра никто ее не видел. Они не спрашивали, где она была.
Следующий день уже клонился к вечеру, когда кучер остановил упряжку на вершине какого-то холма.
— Вон, видите, река, — сказал он. — Мост перейдете — и вы на землях господина Герольфа. Дальше не поеду, дамы-господа.
Видно было, что он боится и ни за что не согласится продолжать путь.
Бьорн расплатился, и они проводили глазами удаляющийся экипаж. А когда стук колес и копыт затих, постояли, пытливо вглядываясь в открывающийся с холма пейзаж.
По равнине ленивыми излучинами извивалась речка. Там и сям белели на зелени круги смерзшегося в тонкую корку снега. И больше ничего, только они трое, предоставленные с этой минуты самим себе. С севера потянуло острым пронизывающим ветерком. Где-то в той стороне был мальчик, за которым они пришли.
Не спрашивая ни у кого согласия, Брит явочным порядком возглавила маленький отряд. Она перешла мост и, не оглядываясь, черная, скрюченная, зашагала дальше по травянистому проселку. Бьорн и Хальфред последовали за ней. Как она весь этот день определяла, куда идти? Было что-то звериное в ее методах ориентирования. Она то ловила ветер верхним чутьем, как охотничья собака, то утыкалась носом в землю, скребла ее, принюхивалась и уверенно двигалась дальше. Иногда она внезапно тянула своих спутников куда-нибудь в ров, или в густой кустарник, или за скалу. «Идет кто-то… х-с-с… х-с-с…» — говорила она, мотнув подбородком туда, где они только что находились, и все трое затихали в своем укрытии. Через несколько минут действительно кто-нибудь проходил — крестьянин с киркой на плече, мальчишка, а то и отряд вооруженных мужчин.