Витя потерял всех своих родных: его мать умерла три года назад, отец ушёл на фронт. А сестру недавно забрали немцы.

В тот день в деревню приехала большая крытая брезентом грузовая машина с медицинским крестом на бело-красном фоне. У детей из второго и третьего классов немецкие врачи взяли кровь на какой-то анализ. Когда анализы были готовы, женщина из медицинской службы СС — очевидно, главная здесь — скомандовала солдатам: «Всех с первой группой крови — в машину. Остальных детей обследуем в следующий раз». Нескольких семи- и восьмилетних мальчишек и девчонок фашисты забрали прямо из школьных классов. Среди них была и Маша, сестра Вити.

У четвёртого «А» в это время тоже шёл урок. Витя увидел из окна, как немцы выводят из школы ребят и сажают их в машину с крестом. Мальчик выскочил на улицу и попытался подбежать к сестре, которую солдат в каске и с автоматом уже подсаживал в кузов грузовика.

— Маша! Маша! — громко кричал мальчишка, бежав, спотыкаясь, к немецкому грузовику. — Не трогайте её! Куда?..

До машины Витя не добежал — один из солдат схватил его за шиворот и кинул на землю. Мальчик упал, ударившись лбом о камень, но попытался подняться, сквозь слёзы крича имя сестры. Тогда солдат громко проорал что-то по-немецки и изо всех сил ударил Витю прикладом по спине. Мальчишка снова упал лицом в пыль, чувствуя сильную боль: фашист наступил ему сапогом на спину, намертво прижав к земле.

Так Машу увезли, и Витя остался совсем один. Александр Георгиевич забрал парнишку к себе. Учитель, как мог, старался разговорить Витю, но тот почти всё время молчал. О чём думал и что переживал маленький одинокий человек — знал только один Бог…

— Так, ребята, — произнёс Александр Георгиевич. — Завтра будет проверочная работа. На первый урок никому не опаздывать.

Неожиданно деревянная дверь в класс распахнулась от резкого удара. Несколько сидящих за партами девочек вздрогнули от неожиданности. Вошли двое: немецкий солдат с автоматом и бывший местный бездельник Степан. Последний, как только пришли немцы, нацепил на себя старый чёрный пиджак и попросился в полицаи.

— Дядя Саша, — надменно произнёс Степан, изо всех сил стараясь вывернуться так, чтобы учитель видел повязку полицая на рукаве пиджака. — Господин капитан приказал привести тебя к нему. Беседовать с тобой будет.

— Я ещё не закончил урок, — тихо, но уверенно ответил Александр Георгиевич.

Степан замялся, но, желая казаться значительным, повысил голос.

— Господина капитана, да и меня, это не волнует. Пойдём по-хорошему.

В подтверждение слов полицая солдат нетерпеливо махнул автоматом:

— Шнель!

Видя, что дети напуганы, учитель кивнул.

— Спокойно, ребята. Тамара Петровна проведёт у вас грамматику. Завтра готовьтесь к проверочной. — Александр посмотрел на немца и полицая. — Я иду.

Учителя привели к дому, где разместился капитан вермахта Тауб. Полицай Степан открыл скрипучую деревянную дверь и пропустил вперёд Александра Георгиевича. Учитель вошёл в избу. За столом сидел сам Тауб. Рядом с капитаном стоял офицер помладше, широкоплечий и высокий обер-лейтенант, которому на вид было не более двадцати пяти. На поясе младшего офицера справа были закреплены ножны с небольшим кортиком — такой Александр видел у немца впервые.

Капитан с железным крестом взмахом руки велел солдату и полицаю выйти. Те подчинились.

— Мартин, будешь переводить, — не поднимая взгляда, по-немецки обратился капитан к стоящему рядом обер-лейтенанту. — Пусть сядет. Скажи ему, что я — капитан Ульрих Тауб, комендант деревни.

Обер-лейтенант не успел ничего произнести. Услышав слова капитана, русский учитель сел на стоящую у деревянного стола табуретку и ответил Таубу на немецком:

— Я понял вас, герр капитан.

— Говоришь по-немецки? — несколько удивился старший офицер, внимательно посмотрев на пожилого седого русского поверх очков.

— Воевал в первую германскую, в четырнадцатом. В Австрии, — ответил учитель.

— А, старый противник, — с полуулыбкой отреагировал капитан, откинувшись на спинку стула. — Но твоё произношение — почти без акцента. Разведчик?

— Нет, служил я простым солдатом. До войны изучал языки в семинарии, — ответил Александр.

Стоящий у стола обер-лейтенант Мартин Клаус сложил руки на груди и ухмыльнулся:

— Так ты поп, что ли?

— Священник, — тихо ответил Александр Георгиевич. — До революции был священником.

— Конечно, — продолжал ухмыляться обер-лейтенант. — Теперь ты учитель. Кто же позволит тебе служить в церкви? Коммунисты?

— Тише, Мартин, — поднял руку Тауб. — Александр, я позвал вас, чтобы поговорить. Насколько вам известно, староста вашей деревни отказался с нами сотрудничать. Потому — по закону военного времени — он был казнён. Это, однако, крайняя мера. Насилие для нас — не самоцель. Считаю нужным пояснить истинную причину наших действий и политику великого Рейха.

Капитан окинул старика оценивающим взглядом. Учитель молчал.

— Наша миссия здесь — на территории Белоруссии — освобождение населения, порабощённого советской властью, — продолжал капитан Тауб. — Вы, Александр, как человек образованный, должны понимать это со всей ясностью. Русский коммунизм поработил белорусов, украинцев и десятки других народов, лишив их права на выбор своего исторического пути. И сейчас мы, армия великого германского Рейха, вняв призыву нашего фюрера, предлагаем вам освобождение от красного рабства. Но нам нужно также, чтобы вы были лояльны к новому порядку. Тем, кто согласится на сотрудничество с нами, мы обещаем достойную жизнь. А тем, кто станет сопротивляться… — Офицер встал из-за стола. — Впрочем, вы всё видели сами. Поймите меня правильно: я не хочу на вас давить. Знаю, в деревне все вас уважают. Александр, нам необходима ваша помощь. Поговорите с сельчанами. Убедите их в том, что мы не враги белорусскому народу. Мы — враги советской власти, поработившей народ Белоруссии и Украины. Короче говоря, я предлагаю вам провести беседу на сельском сходе. Думаю, священнику поговорить со своей паствой несложно.

Старик сидел, опустив голову.

— Вы можете подумать, если хотите, святой отец, — мягко произнёс капитан, подходя к Александру справа. — Недолго.

Русский учитель посмотрел на ухмыляющегося молодого обер-лейтенанта, а потом — на Тауба, ответив ему:

— Герр капитан, я не могу сделать то, что вы требуете.

Ухмылка на лице стоящего у стола младшего офицера сменилась выражением явной агрессии. Капитан Тауб медленно обошёл сзади сидящего на табуретке Александра и, наклонившись, тихим, но напряжённым голосом спросил у русского:

— Почему, святой отец?

— Потому что вы принесли на эту землю боль и смерть, — ответил бывший священник.

Офицер в очках медленно выпрямился и, заложив руки за спину, сделал два шага к обер-лейтенанту.

— Неужели, святой отец, — со злостью процедил Тауб, — неужели одна проповедь может иметь для тебя большую ценность, чем вся твоя жизнь? Я не требую ничего невозможного — просто убеди своих односельчан не сопротивляться. Даю тебе