и женщины с ужасом увидели, как солдаты ведут к ним двадцать ребятишек и старика-учителя. Резким широким шагом рядом с ними шёл капитан Ульрих Тауб.

— Боже святый, — прошептала одна из женщин в толпе сельчан. — Детишек-то за что?..

Немецкий офицер резко остановился перед стоящими в кольце автоматчиков жителями деревни и заложил руки за спину. Взмахом руки капитан приказал вывести вперёд десятилетнего белобрысого мальчишку с веснушками. Один из солдат грубо вытолкнул Витю вперёд.

— Этот мальчишка, — громко произнёс капитан Тауб, — посмел поднять руку на германского офицера. Потому он и все его одноклассники будут казнены. Ефрейтор!

Капитан кивнул в сторону детей из четвёртого «А». Ефрейтор скомандовал — и пятеро солдат построились в ряд перед напуганными детьми и стали передёргивать затворы автоматов. В толпе послышались возмущённые крики и женский плач.

— Стой! — оттолкнув стоявшего рядом солдата, Александр сделал два шага к капитану. Солдат схватил старика за пиджак, но Тауб остановил подчинённого:

— Отставить!

Капитан медленно подошёл к Александру, не разжимая рук, сцепленных за спиной. Смерив учителя тяжёлым взглядом, немец произнёс:

— Что касается тебя, священник. Ты будешь жить. Я тебя не трону. Слово офицера. Вернись на место.

Старик стоял неподвижно.

— Убей меня вместо них, — тихо сказал Александр по-немецки, глядя в глаза Таубу. — Убей меня. Только оставь детей в покое.

Капитан не мигая смотрел в лицо русского старика. Потом немец опустил взгляд.

— Они все умрут — всё равно. Вернись на место.

Голос Тауба — к удивлению Александра — сейчас звучал почти как просьба.

— Отпусти детей, — тихо произнёс бывший священник.

Капитан вдруг резко поднял правую руку и со всей силы наотмашь ударил старика по лицу.

— Вернуться на место! — прокричал разъярённый фашист. — Сейчас же!

Покачнувшись от удара, Александр медленно выпрямился. Сутуловатый учитель продолжал стоять на месте, глядя на капитана вермахта. Тауб со злостью втянул носом воздух.

В следующий миг офицер ударил старика кулаком в живот. Александр упал на колени.

— Не испытывай моё терпение, святой отец, — процедил капитан. — Вернись на место.

— За что учителя бьёшь, изверг?! — прокричал какой-то старик из толпы сельчан, немедленно получив удар прикладом от стоящего рядом автоматчика.

К удивлению Тауба, Александр Георгиевич медленно поднялся с колен и сейчас снова стоял перед ним, глядя прямо в глаза.

— Так, значит? — яростно произнёс капитан. — Библейский сюжет? Хочешь пожертвовать собой ради ближних, как твой любимый Христос Спаситель? У меня для тебя нет креста. Но, если ты готов, святоша, — как насчёт огня?..

Тауб подозвал к себе лейтенанта и отдал ему какие-то распоряжения. Через полминуты к капитану подбежал солдат с бензиновым огнемётом.

— Старика и мальчишку — к сараю! — приказал капитан Тауб.

Александра и Витю завели в старый полуразваленный сарай, у которого почти не было крыши. Солдат толкнул мальчика, и тот упал. Второй солдат обмотал испуганного бледного Витю прочной цепью вокруг пояса, а концы цепи крепко прибил скобой к торчавшей из земли деревянной доске.

— Что ты делаешь? — прошептал с ужасом Александр, взглянув на неподвижно стоящего капитана. — Оставь его. Он ребёнок…

Фашист ухмыльнулся, сверкнув линзами круглых очков.

— Этот ребёнок уже обагрил свои руки кровью. Ты, священник, помнишь шестую заповедь: «Не убивай»? Думаешь, этот мальчишка не должен искупить свою вину?

— Убей меня вместо него! — прокричал старик. — Возьми меня!

Капитан продолжал ухмыляться.

— Мальчишка умрёт. Но если ты, священник, готов пожертвовать своей жизнью ради спасения других своих поросят, — кивнул Тауб, — так уж и быть. Я дам тебе шанс, возможность выбирать. Я дам тебе такое право — раз твой Бог не дал тебе выбора.

Один из солдат достал вторую цепь, но капитан остановил его.

— Условия таковы, святой отец, — произнёс офицер. — Этот мальчишка всё равно умрёт. Ты будешь рядом с ним — но без цепей. Дверь будет открыта. Ты сможешь выйти, старик. Если ты пробудешь с мальчишкой хотя бы три минуты и не выйдешь из сарая раньше, я не трону твой класс. Однако, — ухмыльнулся фашист, поправив железный крест у воротника, — даю голову на отсечение, что ты не сможешь. Не сможешь.

Александр смотрел на немецкого офицера. Тауб чувствовал, что выражение лица русского старика ему непонятно. Морщинистое лицо учителя не выражало страха. «Не понимаю, не понимаю», — крутилось в голове Тауба.

— Обещай, что пощадишь детей, если я не выйду отсюда, — тихо произнёс старик. — Обещай, капитан.

Тауб перестал ухмыляться.

— Клянусь честью офицера, старик, — бросил капитан и направился к выходу, через который уже вышли оба солдата.

У двери сарая Тауб вдруг обернулся, внимательно взглянул на Александра и произнёс сухо:

— Скажи, что хочешь сказать.

Сгорбившийся старик-учитель посмотрел вниз, потом на капитана и ответил:

— Пусть Господь помилует твою душу. Ибо не ведаешь, что творишь.

Фашист поправил очки, потом со вздохом взглянул на старика и прикованного к земле мальчика.

— Жду тебя снаружи, святой отец.

Капитан быстрым шагом вышел из сарая и махнул стоящему снаружи огнемётчику:

— Поджигай!

Солдат направил дуло огнемёта к стене сарая и окатил деревянные доски огнём.

Седой старик подбежал к сидящему на земле мальчику и попытался освободить его от цепи. Тщетно. Жёсткий металл плотно стягивал туловище ребёнка.

— Дядя Саша, развяжи… — испуганно прошептал Витя.

— Сейчас, Витенька, родной, сейчас…

Александр пытался выдернуть металлическое звено, крепившее цепь к скобе, но металл не поддавался.

— Мне страшно… Помоги… — по веснушчатому лицу мальчика текли слёзы.

Дёрнув металлические звенья, старик осознал, что не сможет справиться с цепью.

Неожиданно полуразваленную правую стену старого сарая окатила волна пламени снаружи. Сухие доски быстро занялись. Витя вскрикнул от страха.

Александр подбежал к горящей стене, но с ужасом понял, что тушить пламя нечем.

— Дядя Саша, помоги! — плача, кричал ребёнок. — Помоги!

Огонь быстро охватывал две соседние стены и доски на крыше.

— Помилуй нас… Помилуй… — шепча молитву, седой старик сел на землю рядом с прикованным мальчиком и накинул на него свой старый пиджак.

В сарае стало жарко. Мальчик рыдал и звал на помощь маму и папу. Александр крепко обнял испуганного Витю.

— Не бойся, — прошептал старик, гладя ребёнка по непослушным волосам. — Господь не оставит…

— Ненавижу… — сквозь слёзы выдохнул мальчик. — Ненавижу! Ненавижу их…

Сарай заполнился дымом, режущим глаза.

— Нельзя, — борясь с кашлем, прохрипел Александр, прижимая к себе ребёнка. — Нельзя… Нельзя ненавидеть. Надо верить…

— Ненавижу, ненавижу…

Старик расстегнул свою рубаху и сорвал с шеи простой металлический крест. Дрожащей рукой Александр вложил крестик в мокрую ладошку мальчика. Витя сжал ладонь с крестом.

— Нет, Витя. Надо верить. Молись со мной. Помнишь, как я тебя учил, — молитва, когда страшно и плохо? Помнишь? — пытался как можно спокойнее говорить старый учитель. —