Вся эта толпа, сказали мы, ходила и шумела, но часто возвращалась к центру, непреодолимо привлекавшему всех, как мед привлекает мух. Это были столы, за которыми играли в фараон, в крепе, в ландскнехт, в бассет и другие карточные игры, изобретенные дьяволом для опорожнения карманов простачков и набивания карманов плутов. Дом, в который мы ввели наших читателей, был не что иное, как один из тех привилегированных адов, где все, большие и малые, встречались, на нейтральной земле, с одинаковым намерением играть и выиграть.

Зачем пришел в этот дом Рауль де ла Транблэ? По всей вероятности, его привела сюда не страсть к игре: мы знаем уже, что кавалер был богат и, верно, очень богат, если для него ничего не значило послать сто тысяч экю золотом знатному вельможе, находившемуся в стесненном положении; притом читатели, конечно, не забыли, что он обещал снабдить маркиза и другими деньгами, когда израсходуется эта сумма. Стало быть, Раулю неинтересно было бы выиграть несколько жалких луидоров, героически оспариваемых трефами у червей или пиками у бубен. Как ни правдоподобно это предположение, однако оно было несправедливо. Рауль пришел сюда играть, потому что Рауль обожал игру, не для прибыли, которую она могла ему доставить, но для сильных ощущений, возбуждаемых ею. Рауль чувствовал потребность садиться вечером у зеленого сукна и видеть, как свечи начинают бледнеть при появлении дневного света; он чувствовал потребность слышать звук золотых монет, передвигаемых дрожащими руками, радостные восклицания счастливых игроков, крики бешенства несчастных. Ожесточенные битвы червонного короля с пиковой дамой, гомерическая борьба Ожьэ и Лансло гальванизировали его. Ему приятно было смотреть, как проигравшиеся судорожно раздирали ногтями свои задыхающиеся груди и пятнали кровью дорогие кружева. Все охотно согласятся, что герой наш совершенно особенным образом был одержим демоном игры, и что он тем более был игроком не для выигрыша или проигрыша, а только для того, чтобы осязать карты и видеть, как выигрывают или проигрывают другие.

По странной случайности, в этот вечер между многочисленными посетителями игорного дома, не было никого из близких знакомых Рауля. Мимоходом он обменивался поклонами направо и налево, но это были поклоны простой вежливости. Молодой человек подошел к столу, вокруг которого играли в ландскнехт, и, став позади игроков, начал смотреть на партию, продолжавшуюся с ожесточением.

Прямо против него, опираясь локтями на стол, сидел человек лет тридцати, высокого роста и геркулесовой силы. Человек этот, с лицом румяным и шеей толстой, как у быка, играл с таким блестящим и постоянным успехом, что золото и банковые билеты лежали перед ним кучей, увеличивавшейся каждую минуту. Рауль вспомнил, что он видал уже этого счастливца, который был одним из пале-рояльских офицеров и назывался виконтом д'Обиньи.

За стулом д'Обиньи стоял высокий, необыкновенно худощавый мужчина, который не мог не привлечь к себе внимания. Раз взглянув на него, трудно было бы от него оторваться: до того поразительна была его наружность. Хотя он казался еще молод, но его черные волосы начинали уже седеть. Лицо его было мускулисто и смугло, как у испанца. Глаза, черные, глубокие, сверкали во впалых и черных, как уголь, глазных впадинах. Тонкие губы, по-видимому, не улыбались никогда, и вся его физиономия имела отпечаток мрачной озабоченности. Нос, наподобие орлиного клюва, и ноздри, очень подвижные и широкие, делали его похожим на хищную птицу. Незнакомец был в черном бархатном костюме. Три огромных бриллианта: один в булавке, воткнутой в жабо, другой на безымянном пальце правой руки и третий на эфесе шпаги, бросали такой яркий блеск, что ослепляли глаза. Он не играл, не держал пари и не говорил ни с кем.

Рауль глядел на него с любопытством, потом, когда один из игроков встал из-за стола, кавалер тотчас сел на пустое место, вынул из кармана горсть золота и положил перед собой. Счастье не изменяло виконту д'Обиньи. С тех пор, как началась игра, он не проиграл ни одной ставки. В ту минуту, когда до виконта снова дошла очередь держать карты, небольшой трепет внимания пробежал по зале и самые отчаянные игроки с робостью решались держать против него.

– Двадцать пять луидоров, – сказал Рауль, кладя перед собой золотые монеты.

Это была блистательная ставка.

– Держу, – отвечал виконт.

Рауль проиграл. Виконт пододвинул к себе двадцать пять луидоров, и так как куча золота слишком уже увеличилась и монеты могли рассыпаться, если б к ним прибавилось еще сколько-нибудь, он положил в карман деньги, выигранные у Рауля. Карты обошли стол кругом. Очередь дошла до кавалера. Он поставил пятьдесят луидоров. Виконт сказал, что держит, как и в первый раз, и Рауль выиграл. Шепот удивления послышался между зрителями. Дело было очень просто само по себе, но все игравшие, казалось, уже привыкли к мысли, что виконт не мог проиграть. Сам д'Обиньи, по-видимому, был удивлен не менее других.

– Ставлю сто луидоров, – сказал он.

Рауль поклонился в знак согласия и выиграл, Д'Обиньи не мог удержаться, чтоб не нахмурить бровей, и пробормотал с очевидным неудовольствием:

– Ставлю двести луидоров. Держите?

– Весьма охотно, – отвечал кавалер с самой изящной вежливостью, – и сколько бы вы ни играли, я все равно буду иметь честь держать ваши ставки.

Решительно, счастье изменило виконту. Рауль выиграл и в третий раз, и в четвертый, и в пятый. Мало-помалу, груда золота и банковых билетов перешла на другое место и накоплялась перед Раулем, который смотрел на деньги с совершенным равнодушием.

Виконт же переносил проигрыш с очевидным нетерпением. Жилы на лбу его надулись, глаза налились кровью, лицо то бледнело, то краснело. Скоро перед ним не осталось ничего. Он глухо заревел и хотел встать, думая, что у него не было более денег, но вдруг вспомнил о двадцати пяти луидорах Рауля и вынул их с такой поспешностью, с какой утопающий цепляется за спасительную доску, брошенную ему случаем.

– Двадцать пять луидоров, – сказал он.

Рауль поклонился в знак согласия. Общее внимание удвоилось. Даже незнакомец со смуглым лицом как будто начал принимать участие.

Рауль стал метать. Карты падали одна за другой без всякого результата. Фортуна, прихотливая богиня, как говаривали прежде, как будто находила удовольствие заставлять дожидаться своего приговора.

Беспокойство виконта д'Обиньи было ужасно. Чтобы как-нибудь рассеять это беспокойство, он взял со стола луидор из своей ставки и начал машинально вертеть его между пальцами. Луидор разломился надвое. Виконт взял другой луидор, который разломился так же, как и первый. Он вздрогнул и продолжал свой странный опыт с одинаковым результатом. Десять или двадцать луидоров имели ту же участь. Рауль ничего не замечал. В ту минуту, когда случай наконец объявил себя в его пользу, когда он говорил: «Я выиграл!» виконт бросил ему в лицо горсть разбитых луидоров и вскричал голосом, едва внятным от гнева:

– Вы украли мое честное золото, проигрывая фальшивые деньги… Вы плут или фальшивомонетчик!..