Рассуждения софистического характера прославляются, а законность прекращается. В силу этого я и полагаю: «Когда государь неразумен, возникают искусные речи».

Установление законности

Вопрошавший сказал: «Чьи речи были более важны для государства: Шэнь Бухая[4] или Гунсунь Яна[5]?»

Ответ был таков:

«Этого нельзя определить. Если человек не поест десять дней, он умрет; не нося платья во время сильных холодов, он также умрет. Если рассуждать о том, что более необходимо для человека, платье или пища (очевидно, это), они одинаково необходимы, так как это – средства сохранения жизни. Шэнь Бухай говорил об общем плане, а Гунсунь Ян проводил законность.

План дает руководство, как назначать чиновников сообразно обязанностям; как, соответственно имени, требовать исполнения; распоряжаться властью над жизнью и смертью; определять способности чиновников – все это в руках государя. Законы – распоряжения, осуществляемые чиновниками; наказания должны храниться в сердцах народа; награды основываются на бережном отношении к закону; первые применяются к нарушающим распоряжения, это – руководство для чиновников. Отсутствие у государя определенного плана ведет к злоупотреблениям высших, а беззаконие чиновников вносит смуту среди низших. Оба принципа должны быть налицо. Они были полностью у древних императоров и королей».

«Почему же недопустимо положение, когда есть план и нет законов и наоборот?»

«Шэнь Бухай был помощником князя Чжао в уделе Хань, а последний отделился от удела Цзинь. Прежние законы удела Цзинь еще не прекратили действия, как появились новые законы удела Хань. Не были еще отменены распоряжения прежних государей, как уже вышли указы нового. Шэнь Бухай не взял в свои руки законов и не объединил распоряжений, почему много было дурного. Поэтому, если польза была от прежних законов и предшествовавших распоряжений, он руководствовался ими; так же поступал он и в обратном случае, когда выгодны были новые законы и последующие распоряжения. Старое и новое противоречило друг другу, распоряжения прежних и нового государей шли вразрез одни другим. Вследствие этого, если бы Шэнь Бухаю удалось даже вдесятеро усилить свое влияние на князя удела Чжао ради исполнения (намеченного им) плана, дурные чиновники имели во всяком случае данные для извращения его слов.

Только в силу этого обстоятельства, пользуясь поддержкой сильного удела Хань, владевшего десятью тысячами колесниц, ему не удалось за семьдесят лет стать тираном. Высшие применяли план; но беда была в том, что законы не совершенствовались неукоснительно чиновниками.

Что же касается до устроения удела Цинь Гунсунь Яном, то им было постановлено правило, что виновный подвергается тому же наказанию, как и не подавший жалобы, требуя фактов; за преступления в равной мере отвечали из околотка в пять или десять человек. Его награды были значительны и действительны, и им верили; наказания – серьезны и обязательны. Поэтому народ его трудился неустанно, преследуя врагов, и не останавливался пред опасностью. Государство его было богато и армия сильна; но у него не было плана, чтобы понять коварство; почему богатство и сила, созданные им, пошли на пользу другим чиновникам.

При богатстве и силе удела за несколько десятков лет ему не удалось стать императорским владением. Это произошло оттого, что законы совершенствовались чиновниками; но у государя не было общего плана».

«Возможно ли, чтобы государь применял план Шэнь Бухая, а чиновники использовали законы Шань-цзюня?»

«Философ Шэнь не дошел до должного предела законности в установлении плана, тогда как Шан Ян – в усовершенствовании законов. Первый говорил, что следует вести дело в пределах компетенции; даже зная что-либо, не должно говорить.

Не переходить в управлении границ компетенции, – возможно, пожалуй, назвать соблюдением своих обязанностей; но знать и не говорить – это преступление.

Государь, смотря глазами всего государства, все видит ясно; слушая ушами всего государства, слышит все отчетливо. Если люди знают, но не говорят, то откуда услышит об этом владыка?

Законы Шань-цзюня гласили: отрубившему голову врага жалуется одна степень; желающим же стать чиновниками дается место с содержанием в пятьдесят даней; за две – две степени или место с содержанием в сто даней. Таким образом, повышения по службе и в звании соответствовали боевым заслугам, и им отдавался равный почет. Если допустить, что существует такой закон: срубившего голову назначают лекарем или мастером, то постройки не удавались бы и болезни не излечивались. Мастерство – искусство рук, а врачевание – изготовление лекарств. Если назначать на такие места за боевые заслуги, это не будет соответствовать способностям. Выполнение служебных обязанностей – знание и способность; боевые заслуги – результат храбрости и силы. Применение к обязанностям мудрых и способных того, что дает храбрость и сила, равносильно назначению за боевые заслуги лекарями и мастерами. Поэтому я и говорю: «Оба они (Шэнь Бухай и Шан-цзюнь) не исчерпали всех преимуществ общего плана и законов».

Сходство

Главным в управлении, я полагаю, является для каждого соответствие наград и наказаний совершенным деяниям. Награждение людей, не имеющих заслуг, и наказание невинных нельзя назвать действиями разумными. Награждая за заслуги и наказывая за вину, не теряют людей, к которым это применяют; это, однако, не может породить заслуги или прекратить ошибки. Поэтому в глубокой древности налагали запреты на желания, затем – на слова, а после уже – на действия.

В настоящее время все говорят: почет для владыки и покой государства обязательно достигаются гуманностью, сознанием долга, мудростью и способностями, не понимая того, что это обязательно приводит к унижению владыки и опасному положению государства. Поэтому государь, обладающий путем, удаляет гуманность и долг и устраняет мудрость и способности, подчиняя их закону; тогда его слава велика, имя пользуется влиянием, народ устроен и в государстве водворяется покой. Это – умение распоряжаться народом.

Всякий план в руках государя, и им он направляет. Законы – устав чиновников, образец для руководства. Однако трудность состоит не в том, чтобы заставить лан-чжуна ежедневно выслушивать наставления о пути у ворот дворца, если бы в государстве даже ежедневно видели исполнение закона.

В древности у Ю Ху был Ши-ду, у Хуань-доу – Гунань, у Сань-мяо – Чэн-цзюй, у Цзе – Хоу-чи, у Чжоу – Чун-хоу-ху, у удела Цзинь – Ю-ши. Эти шесть человек – сановники, погубившие владения.

Они говорили о правде как о лжи и о лжи как о правде; они делали опасным внутреннее положение, чтобы вести себя, как ведут разбойники, в делах внешних; приложив немного усилий в совершении какого-либо дела, выставляли на вид свои достоинства; восхваляли путь древности, дабы пресечь все