Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не спеши с ответом, Бродяга, — защекотал уши омерзительный шёпот твари. — Подумай вот о чём.
Тварь больше не была человеком. Теперь она напоминала лоскут Тьмы, парящий на ветру. Этот лоскут медленно плыл вокруг меня, и голос плыл вслед за ним.
— Ты ведь достиг равновесия. Не отрицай, я знаю, что это случилось. То, к чему иные стремятся всю жизнь, но так и не достигают. Твоя жемчужина сделалась поровну чёрной и белой. Ты — один из величайших людей в этом мире. Все твои эмоции, все чувства под контролем. И тебе это нравится. Ты будто сидишь в кабине и управляешь оттуда сложнейшим механизмом. Полный контроль, никаких случайностей. Ты примирил тёмную и светлую стороны в себе. Но что будет, когда ты, как глупый мальчишка, крикнешь мне: «Убирайся вон, я не сдамся до конца!»? Я скажу тебе, что. И ты не посмеешь мне возразить, потому что знаешь: это правда. Твою жемчужину и твою душу затопит свет. Белизна. Однако белое — это лишь чистый лист, на котором удобно рисовать чёрными чернилами. Само существование белых магов подразумевает существование чёрных. И ты быстро поймёшь, что, оставаясь белым, не сумеешь сделать и сотой доли того, что следовало бы. И тогда ты скатишься в черноту. Как этот несчастный мальчишка, которого сейчас опекаешь, ты окажешься в самом начале пути. И все твои силы вновь будут уходить на борьбу с собой.
Лоскут Тьмы повис передо мной, снова приняв очертания, напоминающие человеческие.
— А приняв моё предложение, ты не откроешь путь Тьме! О, вовсе нет! Я ведь даю тебе возможность спасти всех, кого только захочешь. Даже если ты сумеешь меня уничтожить — что немыслимо — в этой битве погибнет куда больше людей, чем если последуешь моему совету.
Лоскут замер, будто ожидая ответа.
— А что ещё? — спросил я.
— О, так мы уже торгуемся? — развеселился лоскут.
— Ну да. Чего мне ещё сделать? Превратить камень в хлеб и съесть его? Так ты только скажи, я — мигом.
Смех звучал отвратительно, он буквально ввинчивался в барабанные перепонки.
— Мудро, Бродяга, браво! Огрызаться, но не говорить ни «да», ни «нет». Я подожду, не спеши. Хотя, конечно, не буду в это время сидеть сложа руки, как говорят люди. У меня есть дела. Тебе понравится, обещаю! Ты оценишь ту иронию, которую я покажу миру. И, быть может, так тебе станет легче решить.
Цепь всё ещё была обмотана вокруг моего предплечья. Сжав кулак, я шагнул вперёд и нанёс удар — но рука лишь рассекла воздух. Чёрный лоскут исчез. Тьма пропала, сказав всё, что хотела.
Женщина в пальто и пуховом платке на голове, двигавшаяся мне навстречу, остановилась. Окинула меня испуганным взглядом и пошла в другом направлении.
Я обернулся назад. Борис всё ещё был в лавке. Сверху донёсся призывный чаячий вопль.
— Давай, Джонатан, — вздохнул я. И подпрыгнул.
Стая ворон подхватила меня, перенесла через дорогу.
Интересно, почему именно вороны? — думал я, пока летел. Почему он не может превратиться в стаю чаек, например? Спрашивать Джонатана — значит, получить извечный промонархический ответ и ничего не понять. А кого спросить? К Мурашихе обратиться? Можно, конечно, да только о том ли мне сейчас нужно думать? Кажется, есть занятия и поважнее.
Охранники великого князя приветствовали моё появление изумлёнными лицами. Стая ворон, поставив меня на дорогу, тут же исчезла. Остался один Джонатан — который не стал рассиживаться у меня на плече, а сорвался с места и исчез в хмуром небе. Видимо, дальше он с нами ехать не собирался. Означать это могло всё, что угодно — как отсутствие всякой опасности, так и танковый клин, уже несущийся нам навстречу по трассе, ведущей к Царскому Селу.
Борис вышел из лавки с букетом, за которым не было видно его самого. Присвистнув, я обошёл машину и открыл дверь. С превеликими осторожностями, стараясь не повредить ни единому цветочку, Борис сел на пассажирское сиденье.
— Ну как? Думаешь, ей понравится? — спросил Борис, ощутимо волнуясь. Это чувствовалось по дыханию и по голосу, который вдруг зазвучал на полтона выше.
— Надо бы вам откалибровать свои представления о связи величины букета с величиной промаха, — усмехнулся я, заводя машину.
— Что, прости?
— Когда уехал на весь день без предупреждения — это, ну… пять розочек. Максимум — семь.
— А вот это? — Борис пошуршал букетом, в котором, навскидку, было на порядок больше боевых единиц.
— Это — баня с проститутками, как минимум, — оценил я.
— Костя, ты говоришь совершенно пошлые и неуместные вещи! — возмутился Борис. — Агата не может мыслить такими категориями! Она…
— Да-да-да. Она — особенная, не такая, как все, и вообще — ангел, спустившийся с небес. Знаю, ваше высочество, я тоже влюблялся в вашем возрасте.
— Ты так говоришь, как будто старше меня лет на двадцать!
— Ну-у-у…
Развивать тему я не стал. Благо, мне хватало мыслей, которые нужно было обдумать по дороге к академии.
* * *
После того, как секрет Светы стал явным, мы с Воинами Света стали собираться у неё на чердаке. Света вовсе не возражала, даже наоборот — радовалась. Она называла это «встречать друзей». И простодушно не замечала, что «друзья» смотрят на неё настороженно.
Все, кроме Мишеля — который, официально познакомившись со Светой, торжествующе объявил: «А я так и знал, что это не просто девушка!» — и покосился на меня.
Сидели мы большей частью на полу, скрестив ноги, как индейцы. Я в этот раз предпочёл стоять, поскольку держал речь.
— Итак, дамы и господа, я вас поздравляю: детство закончилось.
Анатоль презрительно фыркнул. Я посмотрел на него.
— Когда вы все подписывались служить в Тайной канцелярии, вы, наверное, не подозревали, во что это может вылиться.
— Я знал, — тихо сказал Мишель.
Полли молча пожала ему руку. Мишель и вправду знал. Он первым перешёл на службу под моё начало, и я ему тогда возможные перспективы расписал в красках.
— Что конкретно нам предстоит? — спросил Андрей, который, как всегда, выглядел самым спокойным из всех, но при этом даже не пытался хорохориться.
Конкуренцию Андрею составлял разве что Платон. Но он был взрослым и его я обычно считал отдельно.
— Конкретно: сегодня каждый из