Умалат достал другой телефон и набрал домашний номер Галкина.

Трубку взяла, по всей видимости, супруга:

– Алло.

– Я могу услышать Сергея Петровича? – как можно спокойнее спросил Резоев.

– А кто его спрашивает?

– Мы познакомились на одной из конференций в девяностых годах, – начал бандит заготовленную легенду. – Наверное, он меня не помнит. Но сейчас я в Москве, хотел бы пообщаться. Звонить из-за границы удовольствие не из дешевых, да и визитку я нашел совсем недавно…

– Да, слушаю вас. – мужской голос выдавал, что его обладатель слегка простужен.

– Это Сергей Петрович? – на всякий случай переспросил Умалат.

– Он самый, – подтвердили на другом конце. – С кем имею честь…

– Я бы хотел, чтобы при разговоре рядом с вами не было посторонних людей, например, горничной или супруги.

– Странная просьба, – в голосе ученого появились нотки недоумения, но одновременно послышались шаги и что-то стукнуло. Умалат мог предположить, что Галкин ушел в другую комнату.

– Теперь можно говорить?

– Да, конечно, – подтвердил Галкин.

– Называйте меня Аслан, – представился Монгол. – Мне надо с вами немедленно встретиться. Поверьте, дело безотлагательное и очень важное.

– Вы сказали, будто мы коллеги и находитесь в Москве, – с недоумением напомнил Галкин.

– Да, вашей супруге я сказал именно так, – подтвердил Умалат. – На самом деле я в вашем городе.

– Ольга Николаевна, моя супруга, сейчас в больнице, приболела немного, а ответила вам соседка. Помогает по хозяйству, – пояснил Галкин. – Давайте вернемся к начатому разговору. В чем срочность нашей встречи?

– Я не могу сказать вам по телефону. – Умалат сделал вид, будто колеблется. – Это касается вашей дочери и внука.

– Что с ними?! – с ходу спросил ученый.

– Пока ничего, – уже с металлом в голосе заговорил Резоев. – Но если вы сейчас не приедете в указанное место или мои люди, которые за вами наблюдают, узнают, что вы обратились в милицию, я исчезну, а вы больше не увидите самое дорогое, ради чего живет человек.

– Кажется, я начинаю понимать, – охрипшим от волнения голосом заговорил Галкин. – У вас кавказский акцент. Насколько мне известно, вы любители легких денег, и вам удалось узнать про премию, которую я получил. Значит, я должен приехать, чтобы обсудить вопросы выкупа?

– Пока остановимся на выполнении моих условий, – жестко ответил Умалат. – И не шутите. Дайте мне ваш номер сотового телефона.

Галкин уже дрожащим голосом продиктовал цифры, которые Умалат записал на третьем телефоне.

– Где вы будете меня ждать? – спросил ученый.

– На Горького, в парке, – проводив взглядом молодую пару, ответил Умалат. – Пройдете через центральный вход, вас увидят.

– Когда?

– Я уже на месте.

– Вы так уверены, что я приеду, – начал было Галкин, но неожиданно спохватился. – Значит, Ольга и внук у вас?

– Я сказал вам об этом в самом начале…

Галкин появился спустя час. Его встретил Аслан и предложил пройти два квартала в сторону центра. Там, в машине, ученого поджидал Умалат. Он уже знал из доклада людей Гази, что Галкин выполнил требование не сообщать о похищении в милицию, но все равно нервничал.

Запиликала лежащая между сиденьями трубка.

– Монгол, это Аслан говорит, он подходит к машине.

– Встреть его, – приказал Умалат водителю. – Эти профессора очень рассеяны. Еще пройдет мимо.

Через минуту рядом с ним уселся Галкин.

– Здравствуйте, – он прокашлялся в кулак. – Где моя дочь?

– В одном надежном месте, – уклончиво ответил Умалат. – Хотите убедиться?

– А вы как думаете? – вопросом на вопрос ответил Галкин. – Я звонил ей домой. Трубку никто не берет. Похоже, вы не блефуете. И все же…

– Тогда поехали, – приказал Умалат водителю, а Галкину протянул повязку из черного материала: – Наденьте на глаза.

Галкин подчинился:

– Как в страшном сне.

– Не беспокойтесь, это плохо для здоровья, – проверяя, не обманул ли его ученый, Резоев бесцеремонно поправил края повязки.

Ехали молча. Умалат наблюдал за Галкиным. Немного покрутились по городу, пытаясь проверить, есть или нет «хвоста». Но ничего, что могло вызвать хотя бы малейшее подозрение на наружное наблюдение, не было.

Повязку Галкину разрешили снять только в коридоре импровизированной тюрьмы. Несмотря на скудное освещение, ученый долго щурился и морщился. Наконец огляделся и выжидающе посмотрел на Умалата.

– Покажите ему дочь, – приказал тот надсмотрщику и повернулся к Галкину: – Только без фокусов. У вас три минуты.

Парень в черном комбинезоне прошел в конец коридора, погремел ключами, щелкнул задвижкой и распахнул металлические двери. Галкин медленно направился в его сторону.

– Папа! – раздался сдавленный вскрик Ольги.

– Деда! – завопил внук. – Ты за нами приехал?

– Что происходит, папа? – всхлипывая, спросила дочь. – Нас схватили прямо у дома и привезли сюда. Они требуют выкуп?

Умалат подошел к двери и заглянул внутрь.

Галкин стоял посреди камеры, дочь, обхватив его за шею, рыдала, а внук теребил за низ куртки.

Галкин погладил Ольгу по спине, потом отстранился от нее, оглядел камеру и резко повернулся к Умалату:

– Я требую, чтобы вы немедленно выпустили их отсюда!

– Это невозможно.

Неожиданно, проявив незаурядную прыть, Галкин бросился на чеченца.

Охранник среагировал быстро. Он оттолкнул Умалата в сторону и захлопнул за оказавшимся в коридоре Галкиным дверь. В следующий момент в воздухе мелькнула резиновая дубинка, раздался глухой звук удара по темени, и ученый со стоном повалился на пол.

– Закройте его до вечера в камеру, – глядя, как ученый приходит в себя, распорядился Монгол и направился прочь.

Ему стало ясно: Галкин не из тех людей, которые сразу ломаются. Для основательной беседы его нужно еще подготовить, сломить волю и убедить в безысходности.

На город опускались сумерки. Проносившиеся по шоссе машины ехали с включенным светом. Засветились и окна нового микрорайона. Сосновый лес, начинавшийся сразу за дорогой, погрузился в темноту.

– Как ты думаешь, Сакка, может быть такое, что сегодня они никуда не поедут? – спросил навалившийся грудью на руль кавказец с пронзительным взглядом и крупным, с горбинкой носом. Черные волосы были аккуратно подстрижены. Кожаная куртка обтягивала могучие плечи. Казалось, с такими габаритами ему тесно в машине.