И пока что нам приходится рассчитывать на помощь разговоров. Коуэны выяснили, что супруги, которые разделили домашние обязанности еще во время беременности, а не после рождения ребенка, чувствовали себя гораздо лучше тех, кто вообще этого не обсуждал. Мужчины, которые все конкретно обсудили и прояснили, даже огорчались из-за того, что им не удается делать больше.

Но перераспределение нагрузки — это лишь часть проблемы. Другая часть — это изменение отношения. Именно это восхитило меня в Клинте. Он очень снисходителен к себе.

Самоедство и неуверенность не знают гендерных различий. Множество пап говорили мне, что страшно боятся что-то сделать не так. Но, думаю, они были слегка неискренни. После нашего знакомства Энджи сказала, что дома ей гораздо тяжелее, чем на работе — а ведь работать ей приходится с шизофрениками и психопатами, порой даже с буйными. Клинт же, который работает в офисе, говорил, что ему труднее на работе.

— Мне пришлось учиться быть менеджером, — сказал он. — Мне постоянно нужно приспосабливаться к чужим стандартам. А дома я могу устанавливать собственные стандарты и сам определять, что и как нужно делать.

Первому поколению отцов, активно участвующих в воспитании детей, приходится испытывать множество трудностей. Но стремление к недостижимому идеалу — будь то Донна Рид или «Мама-тигр» из известного бестселлера — не относится к их числу. «Я сам устанавливаю собственные стандарты».

— Лично я считаю, — делится Клинт, — что развод моих родителей, когда мне было семь лет, стал лучшим событием в моей жизни. Отца я после этого почти не видел. И мне никто не говорил: «Вот таким ты должен быть!»

А вот Энджи говорит, что никогда не знает, правильно ли она поступает. Когда я спросила ее, хорошая ли она мама, она ответила мне одним словом:

— Иногда.

Она ошибается. Энджи прекрасная мама. Если бы она поняла, что может сама устанавливать стандарты для себя, то ей стало бы гораздо легче.

Он с непреходящим удивлением наблюдает за сыном, который превзошел в знаниях и юморе обоих своих родителей: как он общается с собаками на улице, как он имитирует их походку, их взгляды. Ему нравится, что мальчик угадывает желания собак по их глазам.

Майкл Ондатже, «Английский пациент»

Когда я впервые оказалась в одной комнате с Шэрон Бартлетт, то не сразу заметила ее, хотя она была старше всех присутствующих. Скромная и сдержанная, она заняла место в самом дальнем конце длинного стола.

Семинар ECFE начался. Шэрон ничего не говорила. Заговорила она лишь в последние десять минут, и нам стало ясно, что она в одиночку воспитывает трехлетнего внука, Кэмерона. Хотя сказала она немного, но слова ее были настолько трогательными, что через несколько минут я решила написать ей, как раньше писала Джесси и Энджи с Клинтом, и спросить, нельзя ли мне ее посетить. «Конечно, приезжайте, — ответила она мне в тот же день. — Я не боюсь разговаривать о воспитании внука. Думаю, что в такой печальной ситуации находятся многие. Мы не думали, что наша старость будет такой, но в этом положении есть и свои радости, и свои печали».

Вскоре я позвонила Шэрон и узнала, что она потеряла не только приемную дочь, маму Кэмерона. Когда-то давно она потеряла еще и сына — Майк умер, когда ему было шестнадцать лет. У Шэрон осталась еще одна дочь, с которой она очень близка. Эта сорокалетняя женщина вполне благополучна, но живет в другом штате.

Жарким июльским утром я оказалась у порога дома Шэрон. Великолепный старинный дом расположен на севере Миннеаполиса, в квартале, заселенном преимущественно афроамериканцами, хотя сама Шэрон белая. Шэрон встретила меня у дверей с кофейной чашкой в руках. Седые волосы были собраны в конский хвост. Из-за нее выглядывал Кэм.

— Кэм, иди поиграй, — сказала она ему, усаживаясь в огромное зеленое кресло в гостиной. — Мне нужно допить кофе, а потом мы будем читать пять книжек. Принеси их, пожалуйста.

Кэм кивнул и направился к книжному шкафу. Он оказался абсолютно очаровательным ребенком, с длинными руками и пухлыми губами.

— Только не бери те книжки, что мы читали вчера, — добавила Шэрон.

Она поудобнее устроилась в кресле, чтобы в полной мере насладиться последними минутами покоя. Тут она заметила, что Кэм переминается с ноги на ногу. Шэрон вздохнула и снова поднялась:

— Пойдем, Кэм, нам нужно на горшок. Вижу, что тебе уже хочется.

Через пару минут они вернулись. Шэрон снова опустилась в кресло. Кэм забрался на журнальный столик и принялся играть со своими игрушечными поездами.

— Кэм?

Нет ответа.

— Мишка Кэм?

Нет ответа.

— Камамбер?

Мальчик обернулся.

— Кэм, стол — это не лесенка. Слезь, пожалуйста.

И так продолжалось все утро. Шэрон и Кэм делили большое пространство, как и должны были это делать пожилой человек и дошкольник. Шэрон прочла Кэму пять рассказов Ричарда Скарри; потом Кэм попросил разрешения поиграть с вертолетиком в гостиной, и Шэрон ему запретила. Шэрон позвонила в свою церковь, чтобы договориться о благотворительной работе. Кэм набросил на голову полотенце и стал изображать привидение. Шэрон повесила трубку и предложила пойти в аквапарк. Кэм отказался надевать плавки, пока она не досчитает до трех, хотя на улице стояла ужасная жара и город превратился в тропическое болото.

Шэрон терпеливо сносила все капризы и причуды малыша. Раньше она была учительницей, и когда ей представлялась возможность чему-то научить внука, она сразу же заметно оживлялась. («Смотри-ка, на этом рисунке мальчик скорчил смешную рожицу. А ты так можешь?») Но Шэрон явно устала, причем очень сильно устала. И в какой-то момент ее напряженность вырвалась из-под контроля — например, когда Кэм случайно ударил ее по голове.

— О Кэм, — сказала Шэрон, явно более резко, чем намеревалась, — так себя вести нельзя. Попроси прощения за то, что чуть не разбил мои очки.

— Прости меня, пожалуйста, что я чуть не разбил твои очки.

Позже Шэрон сказала, что в такие моменты чувствует себя ужасно, но я и сама это почувствовала. Когда несколькими неделями раньше мы беседовали по телефону, она сказала, что отмечает в календаре дни, когда кричит на Кэмерона больше, чем следовало бы. Ей хотелось выявить шаблон такого поведения. Когда я зашла на кухню, чтобы налить себе кофе, то увидела, что в клеточке 8 июля было написано мелким шрифтом: «День крика».

Тем утром я пожалела Шэрон. Воспитание дошкольника требует огромной энергии и сил даже от молодых и активных. Женщине же в шестьдесят семь лет, которая уже воспитала троих детей, доходы которой весьма ограничены, это особенно тяжело.

Такую ситуацию трудно назвать идеальной. Большинство социологических исследований показало бы, что человек в возрасте и положении Шэрон был бы куда счастливее без ребенка. Есть моменты, которые социальная наука описывает хорошо, а есть и такие, которые ей не поддаются. Я говорю о моментах, которые захватывают нас целиком и полностью. Именно это и произошло, когда мы отправились в местный лягушатник.