Громадная нога топнула опять. В одном углу завалилась поддерживающая опора. Струйка песка начала сочиться в подвал. Остальные балки скрипели и ёрзали. Я едва владел собой.

В какой-то момент во время последнего сотрясения Ворон перестал быть Твёрдым. Меняющий перестал быть Кукурузником. Зуад посмотрел на них, и до него дошло. Его лицо застыло и побледнело. Кажется, Ворон и Меняющий пугали его больше, чем повстанцы.

— Да-а, — сказал Ворон. — Время расплаты.

Земля встала на дыбы. Сверху послышался приглушённый грохот рухнувшей кирпичной кладки. Несколько фонарей упали и погасли. Пыли было столько, что почти невозможно стало дышать. А повстанцы кувыркались обратно вниз по лестнице, оглядываясь назад.

— Здесь Хромой, — сказал Меняющий.

Казалось, он не огорчился. Он поднялся и встал напротив лестницы. Он опять был Кукурузником. А Ворон опять был Твёрдым. Всё помещение заполнилось повстанцами. В давке и почти полной темноте я потерял Ворона из виду. Наверху кто-то закрыл дверь. Повстанцы притихли, как мышки. Было слышно, как стучат сердца, когда они смотрели на лестницу и раздумывали, достаточно ли хорошо замаскирована эта тайная дверь.

Несмотря на осыпающуюся землю, я слышал, как наверху кто-то передвигается по подвалу. Шарк-топ, шарк-топ. Как будто инвалид идёт. Мой взор тоже застыл на потайной двери.

На этот раз землю тряхнуло сильнее всего. Дверь вылетела внутрь. Дальний конец помещения осел. Земля заглатывала кричащих людей. Человеческое стадо колыхалось то туда, то сюда в поисках несуществующего спасения. Только Меняющий и я не участвовали в этом. Мы наблюдали с острова спокойствия.

Все фонари погасли. Свет исходил только из пролома наверху лестницы. Он выделял силуэт человека, один вид которого производил зловещее впечатление. Я похолодел. На меня напала безудержная дрожь. И это было не просто потому, что я так много слышал о Хромом. От него веяло чем-то таким, что я почувствовал себя арахнофобом, которому бросили в ладони большого мохнатого паука.

Я взглянул на Меняющего. Это был Кукурузник, просто один из команды повстанцев. Была ли у него причина, чтобы не хотеть быть узнанным Хромым?

Он произвёл какие-то манипуляции руками.

Нашу яму заполнил ослепительный свет. Я ничего не видел. Только слышал, как трещат раздвигающиеся балки, освобождая дорогу. На этот раз я не колебался, а ринулся вместе со всеми к лестнице.

Я думаю, Хромой испугался больше всех. Он никак не ожидал какого-либо серьёзного сопротивления. Фокус Меняющего застал его врасплох. Он не успел даже защитить себя, как обезумевшая толпа опрокинула его.

Последними по лестнице поднялись мы с Меняющим. Я перепрыгнул через Хромого. Это был небольшой человек в коричневом, в нём не было ничего ужасного, когда он корчился на полу. Я поискал лестницу, ведущую из подвала. Тут Меняющий схватил меня за руку. Хватка была мёртвой.

— Помоги мне.

Он поставил ногу на рёбра Хромому и начал переваливать его ко входу в яму, из которой мы выбрались.

Снизу доносились стоны людей и крики о помощи. На нашем уровне пол местами осел и покорёжился. Больше из страха попасться в ловушку, если мы не поторопимся, а не из желания досадить Хромому, я помог Меняющему столкнуть другого Поверженного в яму.

Меняющий оскалился и показал мне поднятый вверх большой палец руки. Он опять произвёл какие-то манипуляции, и пол под ним осел ещё больше. Он отпустил мою руку и направился к лестнице. Мы выбрались на улицу. Там царил такой шум и гам, какого этот город не слышал уже давно.

Как будто лиса забралась в курятник. Люди беспорядочно бегали в разных направлениях, бессвязно вопя и ругаясь. Окружившие их Элмо с остальными гвардейцами загоняли всех обратно в развалины, работая мечами направо и налево. Повстанцы были слишком обалдевшими, чтобы организовать защиту.

Если бы не было Меняющего, я, наверное, не смог бы там выжить. Он делал что-то такое, что отклоняло от него острия стрел и мечей. А я, как самый хитрый, прятался за ним, пока мы не оказались в безопасности, за линией, образованной гвардейцами.

Это была большая победа Леди. Она превзошла все ожидания Элмо. Пыль ещё не успела осесть, а город, похоже, уже полностью был очищен от повстанцев. Меняющий находился в центре событий, оказывая нам медвежьи услуги и подолгу соображая, прежде чем врубиться в обстановку. Он был счастлив, как ребёнок, поджигающий фейерверк.

Затем он исчез так, будто его никогда и не существовало. А мы были измучены настолько, что просто ползли, как ящерицы, собираясь возле конюшни Кукурузника. Элмо начал перекличку.

Отозвались все, кроме одного.

— Где Ворон? — спросил Элмо.

— Я думаю, его похоронило, когда обрушился дом. Вместе с Зуадом, — сказал я ему.

— Этого следовало ожидать, — заметил Одноглазый. — Нелепо, но закономерно. Хотя, конечно, жаль. На этот раз ему не повезло.

— Хромой тоже там остался? — спросил Элмо.

— Я помог его похоронить, — усмехнулся я.

— И Меняющий исчез.

Меня стало что-то беспокоить. Мне хотелось знать, повинно ли в этом одно только моё воображение или нет. И я думал всё об одном и том же, пока все собирались, чтобы вернуться в крепость.

— Видишь ли, Меняющего видели только наши люди. А повстанцы и Хромой наших людей видели кучу. В особенности твоих, Элмо. А также меня и Ворона. Кукурузника найдут мёртвым. У меня такое чувство, что Меняющему самому ничего не стоило добраться до Зуада или уничтожить местное повстанческое командование. По-моему, нас просто сделали соучастниками представления, где пострадал Хромой. Вот какое коварство.

Элмо любил выглядеть этаким большим и глупым деревенским парнем, который превратился в солдата. Но у него острый ум. Он не только понял, что я имею в виду, но и немедленно связал это со своей расстановкой сил среди Поверженных.

— Нам надо убираться отсюда к чёртовой матери, пока Хромой не выбрался оттуда. И я имею в виду не только Весло, а Форсберг. Ловец Душ поставил нас на доску в качестве передовых пешек. Мы можем оказаться между молотом и наковальней.

Несколько секунд он кусал губы, а потом начал действовать. Он опять стал сержантом, который орёт на всех, потому что его люди недостаточно быстро двигаются.

Элмо почти паниковал, но он был солдатом до мозга костей. Наш отход был не слишком шумным и весёлым. Мы вышли из города, сопровождая фургоны с продовольствием, которое собрал патруль Леденца.

— Я, наверное, сойду с ума, когда мы наконец приедем назад. Я просто начну грызть дерево, — сказал мне Леденец. И через несколько миль задумчиво: — Я тут думал, кому лучше обо всём рассказать Душечке. Каркун, это дело добровольное. Но у тебя правильный подход. Ты умеешь разговаривать с людьми.

И всю оставшуюся дорогу эта мысль не давала мне покоя. Чёрт побери!