— И что именно тебе непонятно? — смотрел на меня Владимир. В его глазах исчезло веселье. Осталась усталость и какой-то холод… Пока я ему не очень нравлюсь, хоть Завьялов и изображает вежливость и радушие. Впрочем, это взаимно. Будем теперь как в театре играть свои роли, которые к истинным чувствам отношения не имеют… — Свадьба будет, в конце лета, когда из лагеря вернется моя дочь. Ты же понимаешь, что свадьба без нее невозможна?

— Это я поняла, — сказала я осторожно, подбирая слова, чтобы не разозлить нового мужа мамы. Нам все-таки жить под одной крышей. — Но вы действительно хотите жениться на ней?

— Да, — ответил мне, открыто глядя в глаза, Владимир. Не похоже, чтобы он говорил неискренне. Может, действительно, повода переживать ни за маму, ни за себя у меня нет? — С чего у тебя есть сомнения на этот счет?

— Вы мужчина…непростой, — пояснила я. — Очень удивительно, что такой, как вы, обратили свое внимание на обычную учительницу географии в самой обычной средней школе.

— Ничего удивительного, — пожал плечами Завьялов. — Нина — красивая, ухоженная, еще молодая женщина. Она мне просто понравилась. Мне неважно, кем она работает. Моих денег хватит на всех.

Тут он прав. Мама родила меня рано, и следит за собой, насколько нам позволяли финансы. Она у меня красивая… Но этого достаточно для брака разве? Неужели только из-за красоты мужчина такого статуса готов взять и жениться?

— Вы любите мою маму, Владимир? Честно.

— Честно? Люблю.

— Без каких-то подводных камней?

— Без. Девочка, тебе нечего бояться за свою маму. Мы с ней нашли друг друга на заре молодости, нам вместе хорошо и тепло. Ничего тут больше нет из объяснений — я просто устал был один. Захотел семью, жену… И Нина мне очень понравилась и как женщина, и как человек.

— И вас не смущало, что у нее есть взрослый ребенок? — уидивилась я.

— Так у меня у самого он есть, — мягко рассмеялся Владимир. — В нашем возрасте было бы глупо искать вторую половину, у которой не было за всю жизнь ни детей, ни плетей.

— Но вы могли найти себе молодую, без детей.

— Мог, — вздохнул он. — Но судьба свела меня с твоей мамой, и я решил, что хочу видеть ее в качестве супруги.

— Но… Тогда я не понимаю, — растерялась я.

Что-то тут не вязалось все равно…

— Что именно? Я тебе уже всю душу раскрыл.

— А квартира?

— Что квартира?

— Вы попросили маму ее продать и взяли деньги с ее продажи. Зачем? — задала я прямой вопрос, который вертелся у меня на языке с самого начала разговора.

Владимир нахмурился. Значит, я права…

— Нина рассказала? — спросил он.

— Нет. Она не хочет со мной об этом говорить.

— Сама догадалась, выходит.

— Сама.

— Так может и не стоит лезть в эти дела, Кристина? Раз мама тебя в них не хотела посвящать. Дай ей возможность самой разобраться с этим.

— То есть, вы мне тоже об этом не расскажете?

— Нет, извини, — глянул на меня он. — Есть вещи, которые касаются только взрослых.

— Но это и меня касается! — вспылила я. — Мне через год уже восемнадцать! Может быть, я захотела бы съехать отсюда в свою квартиру, чтобы вам же с мамой не мешать. Но вы ее зачем-то продали.

— Ты нам нисколько не мешаешь, — поднялся на ноги Владимир. Он явно был намерен неприятный для него разговор завершать. — Дом большой, места тут хватит и вам с Динкой, и даже вашим мужьям, когда таковые найдутся. А через год — будет через год. Ты зря раньше времени волнуешься и придаешь этой продаже квартиры слишком много смысла.

— Но это была моя квартира, — стояла я на своем. — Как минимум половина была там моя. Как вы вообще меня оттуда выписали?

— Пусть это останется моим маленьким секретом, — заявил он. — Кристина, мне больше нечего тебе сказать по этому поводу. Тебя это не касается — извини. Разговор закрыт. Кстати, насчет учебы, — остановился он у двери. — Ты будешь переведена в школу, где учиться моя дочь. Так вас удобнее будет возить, обучение там не в пример лучше, да и твоя школа отсюда очень далеко. Уже поздно. Я иду спать, и тебе советую. Доброй ночи.

— Что? Но…

— Это тоже не обсуждается, — оборвал он меня, предвидя новый спор уже по поводу школы. — Твоя мама на все согласилась за тебя, и документы из старой школы мы уже забрали. Больше ты там не учишься. Все, доброй ночи.

Мужчина, явно тоже разозленный этим разговором, стремительно покинул кухню, бросив свой недопитый чай. Я осталась одна в тишине кухни, а кровь так и стучала в висках. Сердце билось так, словно сейчас грудь пробьет.

Я что — буду еще и учиться среди этих мажоров, которых презираю за их снобизм? Которые никогда меня не поймут и не примут? Зачем? Это же будет ужасно, я знаю! А главное, отказаться действительно не выйдет. Пока за меня все решает мама и он, все будет так, как скажет Володя…

Спешно выпила воды прямо из-под крана, чтобы хоть немного успокоиться.

Ничего мне не сказал. Значит, есть что скрывать. И мне если нужно легко по носу даст, как сегодня. Не нравится мне все это…

27

Я молча поплелась в свою новую комнату. Бесцельно походила из угла в угол и решила лечь спать. Хотя уснуть у меня не получалось.

Меня накрыла какая-то депрессия от бессилия. Тихая ярость, не имеющая выхода.

За меня все решили. Абсолютно все, ни о чем меня не спросив. Да, конечно, Владимир прав, моя школа отсюда далеко, но я надеялась, что мы найдем какой-то выход, ну или хотя бы моего мнения сначала спросят, в какую школу мне ходить. Но мама уже забрала мои документы. Забрала, и ничего мне не сказала.

Я долго ворочалась в кровати, пока наконец не забылась тревожным сном, но утром, едва я открыла глаза, все обрушилось на меня с новой силой: я в новом, чужом для меня доме, я пойду в новую, чужую мне школу, и теперь живу в чужой семье со ставшей внезапно чужой для меня мамой…

К завтраку спустилась разбитой и невыспавшейся. С тоской поглядывала на маму, которая, конечно, заметила мои взгляды, но при Владимире говорить ничего не стала. Но едва он уехал, и мы остались одни, то обратила свое внимание и на меня.

— Кристин, ты совсем ничего не ела.

— Не хочется, — отозвалась я, придвинув к себе чашку с чаем.