– Собственно говоря, в эту квартиру мы попали по профессиональной необходимости, – бойко ответила я чистую правду.

– А точнее? – прозвучало из темноты.

– Видите ли, мы проводим журналистское расследование, – вежливо сказала я. – Убит человек. Обвинили в убийстве невиновного. Мы хотим найти настоящего убийцу.

– Откуда вы узнали, что он может быть здесь?

– Вообще-то здесь должен быть другой человек, – пояснила я. – Хорошо знавший убитого. И, по нашим предположениям, видевший убийцу.

Ведущий допрос как-то странно, нехорошо рассмеялся, а потом сказал:

– А если бы вам не удалось встретиться с этим человеком, где бы вы тогда стали искать убийцу?

Это был вопрос на засыпку – в любом случае мне не хотелось подставлять Шарон, – она была самой надежной нашей зацепкой, связующим звеном. А эти люди явно не походили на служителей закона.

– Тогда мы не знаем, где стали бы его искать, – ответила я, стараясь говорить как можно искреннее. – Тогда, как говорится, мы потеряли бы след.

Темные люди помолчали, как бы взвешивая мою искренность на каких-то невидимых весах, а потом один из них сказал:

– Нас не устраивает такой ответ.

Слова эти прозвучали корректно, но с недвусмысленной угрозой.

– Меня саму он не устраивает, – вздохнула я. – Но что же я могу поделать?

– Постарайтесь что-нибудь вспомнить, – посоветовал невидимый собеседник. – Нам крайне необходимо встретиться с этим убийцей. Гораздо важнее, чем вам.

– Почему это важнее? – заупрямилась я. – Ведь я сказала, мы должны спасти из тюрьмы невинного человека!

– Вам сейчас нужно думать о собственном спасении! – возразил невидимый. – Не будьте идеалистами.

Вслушиваясь в слова этого человека, которые звучали как приговор, я попутно отметила, что выговор у него явно не местный. Судя по всему, он приехал издалека – наверное, оттуда же, откуда прикатили к нам Гаврилов и его убийца. Я припомнила, как разговаривал лысоватый, и решила, что очень похоже. Значит, это одна компания, заключила я. Информация не лишняя, но как бы она не оказалась запоздалой. Надо было как-то спасать положение, но как? Я решила, что нужно говорить как можно больше, неважно что – молчание было бы губительным.

– Где это вы видели газетчиков-идеалистов? – спросила я. – Но с какой стати мы должны уступать вам приоритет?

– Заберите себе этот приоритет! – грубо сказали мне в ответ. – Вас спрашивают, где искать убийцу!

– Мы сами не отказались бы это узнать, – проговорила я виновато. – Но, поймите, наши возможности ограничены. Мы же не профессиональные сыщики!

В темном углу замолчали. В душе у меня блеснул лучик надежды, но в этот момент скучный голос спросил:

– А что твой приятель помалкивает? Он немой?

Еще не чувствуя подвоха, я поторопилась сказать:

– Он просто не любитель разговаривать. Ему известно ровно столько же, сколько и мне.

– Н-да? – с сомнением протянул мой мучитель. – Так, может, тогда кто-то из вас объяснит, почему у него забинтованы руки?

Лучик в моей душе потух, мир обрушился, и все превратилось в хаос. Я поняла, что нас раскусили.

– Это ожог, – сказал Виктор.

– Н-да? – с прежней интонацией повторил допрашивающий. – А мне почему-то кажется, что у тебя порезы от ножа. От такого узкого ножа с острым лезвием. Это не так? Может, разбинтуем и проверим?

Возникла крайне напряженная пауза, которую прервал почти крик:

– Вы его видели! Отвечайте, где он, или мы вышибем это из вас!

Я не успела даже испугаться – внезапно Виктор толкнул меня плечом, и я полетела на пол, шарахнувшись головой о какой-то ящик. Одновременно раздался жуткий грохот, и обеденный стол, как мне показалось, сам собою взмыл в воздух. Потом началась какая-то возня, послышались глухие удары, мат, повалился набок огромный холодильник, зазвенело стекло. Наконец чье-то тело рухнуло на пол, и голос, который уже не казался скучным, произнес:

– Все! Уходим!

По наступившей тишине я поняла, что осталась на кухне одна – или почти одна.

Что с Виктором? – мелькнула паническая мысль. Я попыталась сесть. Все поплыло у меня перед глазами. Невольно я ухватилась рукой за газовую трубу, идущую вдоль стены, и глубоко вздохнула.

Где-то в глубине квартиры послышались тяжелые шаги, направляющиеся к выходу. Впечатление было такое, словно тащили какой-то груз. Голова у меня работала плохо, и я отнеслась к этому факту скорее с равнодушием. Только когда хлопнула дверь и с лестничной площадки донеслось гудение поднимающегося лифта, я осознала, что, кажется, осталась жива.

Собрав все силы, я поднялась и, спотыкаясь о разбросанные по кухне предметы, принялась искать выключатель. Наконец я его нашла и зажгла свет.

В кухне царил полный разгром. Почти все, что можно было уронить, лежало на полу. Представляю, какой грохот обрушился на головы соседей внизу. Я-то в пылу стресса совершенно его не услышала – вернее, он не произвел на меня впечатления. Но наши загадочные собеседники оценили ситуацию по достоинству и предпочли убраться. Теперь я поняла идею Виктора – она была довольно остроумной, хотя и далеко не безопасной.

Сам Виктор лежал ничком между перевернутым столом и опрокинутым холодильником, бессильно раскинув руки. На белой поверхности бинтов проступили пятна крови. Но хуже всего оказалось то, что у него была разбита голова. Похоже, его ударили по затылку рукояткой пистолета. Теперь на затылке зияла приличных размеров рана, а волосы слиплись от крови. Я опустилась на колени и проверила у Виктора пульс. Славу богу, он был жив!

Я открыла кран в раковине и окатила Виктора холодной водой. Он открыл глаза, морщась, сел и посмотрел на меня затуманенным взором.

– Жива, – констатировал он.

– Я-то жива, – сердито ответила я. – Зато ты похож на человека, которого застигли в чужом курятнике! И вообще нас могли перестрелять – ты об этом подумал?

Виктор пожал плечами.

– Не могли, – ответил он. – Мы им нужны.

– Да, похоже на то, – буркнула я с иронией. – С нами обращались трепетно и бережно. Ты хотя бы можешь идти?

Виктор осторожно кивнул и, придерживаясь за опрокинутую мебель, поднялся. Вид у него был аховый.

– Все! Сейчас едем в больницу! – категорически заявила я. – Вот только взгляну на эту нехорошую квартиру.

Я пробралась по коридорчику до комнаты и включила свет.

От увиденного у меня подкосились ноги, а в голове опять все поплыло. В доме все было перевернуто – шкафы раскрыты, ящики выдвинуты, мебель сдвинута. Но это еще полбеды. На полу, не подавая никаких признаков жизни, лежал средних лет мужчина в грязных джинсах и помятом пиджаке. Под левой ключицей у него торчал нож, ушедший в тело по самую рукоятку. Возле безвольно откинутой правой руки валялся пистолет.