который показали на Каннском кинофестивале! Меня упомянули в статье в “Вэрайети”! Карьера в кинобизнесе оказалась не такой глупостью, как вы говорили!

Родители и впрямь были впечатлены. Я утащила кучу журналов из павильона “Сохохаус” и привезла их во Флашинг. Мы устроили семейный праздник с их особой уткой по-пекински и еще не початой бутылкой “Курвуазье” (прикладывались к коньяку только мы с папой; мама выпивала очень редко, а сестра была на втором триместре).

– Так что же это значит? – спросила Карен, штудируя публикацию в “Вэрайети”. Она все оглаживала свой круглый живот – эти движения казались мне такими диковинными.

– Это значит, что нам подфартило, – ухмыльнулась я. Хотела добавить: это значит, что вы можете больше за меня не волноваться.

Ах, неразумие молодости!

Я знаю, что папа сохранил эту статью, потому что полтора года назад, когда я зашла к нему в кабинет за одним его рецептом, я увидела ее под прозрачным оргстеклом, покрывавшим его стол. Она не была спрятана; текст статьи был в круглых кофейных следах от чашек. Из-за того, что я ее заметила, из-за напоминания о негласной отцовской гордости, что-то во мне сжалось от сожаления. О карьере, которую я могла сделать. Или – о карьере, на которую хотя бы позволяла надеяться эта статья. И о том, что я так ошибалась, думая, что могу быть частью этого мира.

В тех же статьях упоминался следующий фильм Зандера, и с рекламной точки зрения это было полезнее всего. Шульц запускает в производство свой следующий фильм; в скором времени начнется подбор актеров.

Благодаря одной этой напечатанной фразе наши телефонные линии и почтовые ящики перегрузило в тот же лень, когда вышли статьи. Это был наш предпоследний день в Каннах; я взглянула на свой “блэкберри”: уже приходили просьбы о срочных встречах.

Видел отличную статью в “Вэрайети”! Очень хотел бы побольше узнать о вашем проекте. Вдруг вы еще в Каннах – может быть, встретимся и потолкуем?

Когда через два дня я вернулась в наш нью-йоркский офис, автоответчик был забит уведомлениями, оставленными кастинг-директорами, агентами и, да, несколькими бесшабашными актерами. (Всем начинающим актерам: НЕ оставляйте уведомлений на автоответчиках в офисах продюсерских компаний. Никто даже не взглянет на вашу фотографию, если вы не действуете через агента.)

Объявились и прокатчики с агентами по продажам – знак того, что положение дел менялось. Теперь уже не мы бегали за ними, пытаясь заинтересовать их нашим фильмом (в случае с “Твердой холодной синевой” я месяцами сочиняла вежливые письма о том, что рекомендовало Зандера с хорошей стороны и “как приятно взволнованы” мы были окончанием работы над фильмом), – они начали обращать на нас внимание. А почему? Потому что фильм Зандера показали в Каннах. Потому что нам сделали рекламу. Потому что теперь у нас была финансовая поддержка.

Значит, талант, слава и деньги. Святая троица этой богом оставленной индустрии. Нам внушают, будто второго и третьего без первого не бывает. Но едва ли это так.

Как только мы оправились от первого эффекта Канн и внимания прессы, пришлось разбираться с обычной скучной логистикой. Хьюго хотел перевести нам деньги, но его адвокаты с нашими адвокатами должны были подготовить договор. Бесконечные кипы бумаги распечатывались и визировались, подписывались и отправлялись туда-сюда по факсу. (Да, то были времена телефаксов.)

Вычитывать договор должна была я. На предмет чего, я не знала. Но Сильвия не горела желанием читать юридические документы, а Зандер и подавно. Так что эта занудная черная юридическая работа оказалась на мне, двадцатисемилетней, и никто за мной не приглядывал. Тем не менее я была дотошна. Но теперь я думаю, что, будь я хоть вполовину менее дотошна и добросовестна, никто бы тогда не обратил на это внимания.

О себе: я увидела, что мое имя в договоре есть, мое назначение главой отдела развития на бумаге закреплено, и на этом успокоилась. Какие же мы все-таки рабы своего недолговечного самолюбия.

Еще наша компания сменила название. Из “Фаерфлай филмс” (так Сильвии назвала компанию еще в начале девяностых годов) мы превратились в “Конквест филмс” – так постановил Хьюго. Для иронического это название было, пожалуй, несколько прямолинейным. До тех пор наши визитки украшал затейливый, нарисованный от руки светляк на кремовом фоне. Но для “Конквест филмс” дизайнер по распоряжению Хьюго выдумал новый логотип: золотой на черном. Высокие литеры с засечками, перекликавшиеся с силуэтом города и напоминавшие мрачноватые, импозантные шрифты 1920-х годов. Да, в них чувствовались стиль, искушенность и изысканная, старомодная властность – прямо как в Хьюго.

– И что вы обо всех этих переменах думали? – спрашивает Том.

Только хорошее, разумеется. Все шло по восходящей, а до того я пять лет никем не замеченной горбатилась в самом низу этой пирамиды. Поэтому мне казалось, что к нам наконец-то пришло заслуженное признание – и переустройство.

За несколько недель наша компания полностью преобразилась: новая канцелярка, новые визитки, новые почтовые адреса и новый сайт. Отовсюду грозно глядел наш новый логотип. Разумеется, мне поручили все это внедрять: связываться с типографией и с дизайнером сайта, следить за тем, чтобы оплачивались счета и о нашей новой блестящей сущности узнавали все, с кем мы имели дело.

Всей практической рутиной, зудящей на фоне функционирования предприятия, занималась я. Тем временем Зандер с Сильвией пришпоривали запуск в производство “Яростной”. Андреа ликовала по поводу каннской шумихи, и, как любое первоклассное агентство, агентство TMC работало как часы. Разговоры по телефону и письма оборачивались встречами с новыми и новыми агентами по продажам и прокатчиками, на которых мы облизывались годами. Ежедневники Зандера и Сильвии заполнились встречами по всей протяженности Манхэттена. Они слетали в Лос-Анджелес. Слетали в Лос-Анджелес снова.

– А Хьюго Норт? Он где все это время был?

Хьюго был занят переездом из Англии, но наведывался на день-другой, пока не обосновался в Нью-Йорке на лето. Так что некоторое время Хьюго и сам пребывал эдакой таинственной знаменитостью, которая могла иной раз одарить нас своим присутствием, соизволив пересечь Атлантику и посетить людный остров Манхэттен.

Я тогда не слишком много с ним общалась. Я, в конце концов, была всего лишь сотрудницей “Конквест филмс”, а не акционером и потому не считалась особой достаточно важной, чтобы участвовать в первых встречах. Но как-то днем Хьюго сидел у нас в офисе, обсуждая с Сильвией и Зандером лос-анджелесских пресс-агентов, – и повернулся ко мне.

– А вот ты, Сара?

– А что я, Хьюго? – отшутилась я с легким сарказмом в голосе.

– Ты как во все это вписываешься? Хотя погоди секунду… –