— Прости. Прости меня, Сэм. Я поступила так глупо, отправив то письмо. Просто я так скучала и переживала за тебя, — оправдывалась мама.

— Все в порядке, мама, — успокаивала я её, обнимая за плечи.

Получалось, однако, так, что не она меня утешает, а я её.

Через время мама успокоилась и начала расспрашивать меня об острове. Понравилось ли мне?

— Конечно. Остров прекрасен, — ответила я, но от воспоминаний о Фрэнке не удержалась и поморщилась.

— Мы могли бы, съездит туда в апреле после выпуска, — предлагает к моему ужасу мама.

— Нет, — кричу я слишком эмоционально. Мама удивляется моей реакции.

— Прости, мама. Просто меня с островом связывают плохие воспоминания, — поясняю ей. Но, сама в душе задумываюсь: странно, воспоминания о Фрэнке причиняют большую боль, нежели память о событиях на Глории.

— Расскажи лучше, как прошел визит в приют? — спрашиваю я, чтобы сменить болезненную для меня тему.

Лицо мамы неожиданно просветлело. Глаза прояснились. Странно было наблюдать такую перемену.

— О, Сэм, я была так тронута, увидев этих деток. Такие одинокие, несчастные. Хочется уделить внимание каждому. Почему я раньше никогда с тобой не ездила туда?

Я удивленно захлопала ресницами. Мама определенно изменилась за время моего отсутствия.

Она ещё долго восторженно рассказывала мне о детях. При чем помнила многих по именах и говорила, что была у них уже трижды.

Через два часа, сославшись на усталость, я поднялась к себе в спальню. Переступив порог комнаты, я замерла. Все здесь было таким отстраненно далеким для меня. Казалось, я отсутствовала не два месяца, а два года. За это время я очень повзрослела в моральном плане. Теперь мне были не интересны танцы, спорт. Мне не хотелось общаться с моими взбалмошными подростками-друзьями. Я хотела тишины и уединения. Замкнутся в своем мире и никого не пускать.

Решительно подойдя к постели, я одним движением руки столкнула подарок Фрэнка на пол. Сердце болезненно заныло, но я не подняла тигренка.

31 августа 2010 год.

— Что значит, продан? — возмущено закричал Фрэнк. — Мы же подписали с вами договор год назад.

Эдгар Пинтекер смущенно потер лоб, трясущимися руками.

— По-ни-мает, мисс-тер Мартин… — он запинался от волнения, — договор мы подписали, но деньги на мой счет так и не были переведены. А согласно пункту 7.2 договор считается недействительным, если в течение месяца не произведена оплата, — закончил он с тяжким вздохом.

Фрэнк Мартин внушал страх и более сильным мужчинам. А уж щуплый и трусливый по своей натуре Пинтекер был испуган до смерти внезапным визитом мужчины.

— Но деньги должен был перевести мой агент. Я не успел этого проконтролировать. Но я думал, что все оформлено, — возразил Фрэнк, прикладывая усилия, дабы сохранить спокойствие.

Год назад после выздоровления он решил, что пора зажить мирной жизнью. Он искал уютный дом в пригороде. Жизнь в тихой спокойной местности всегда была его мечтой. Но только он нашел этот дом, к слову сказать, после долгих поисков, как Макдауэл попросил охранять его дочь.

Саманта… Это имя до сих пор всколыхало в его душе волну боли. Фрэнк старался забыть Сэм, но это оказалось невозможным. Он уехал в Европу сразу после её отъезда и провел там долгих восемь месяцев. Но образ Саманты преследовал его везде. Её прекрасное стройное тело извивающиеся под ним, ласковые смеющиеся глаза, манящая улыбка. Одна лишь мысль о ней возбуждала в нем желание, но Фрэнк знал, что она больше никогда не будет принадлежать ему.

Он напивался почти каждую ночь в надежде забыться, но даже в пьяном воспаленном мозгу была только она. Ни одна женщина не привлекала его теперь. Он злился, ввязывался в драки, но новый день наступал снова, и снова.

Как он ненавидел себя за эту любовь к безрассудной девчонке! Она даже не захотела выслушать его тогда. Похоже, для неё было неважно все, что Фрэнк мог тогда сказать. Она торопилась к друзьям, прежней жизни.

При знакомстве Саманта казалась ласковой, обделенной любовью девушкой. Неужели он ошибся? И повел себя как дурак. Впервые в жизни женщина вызывала в нем кроме страсти такие чувства как любовь, нежность, желание лелеет, оберегать, защищать, ограждать от всего внешнего мира!

Идиот!

Сколько раз он порывался позвонить ей, чтобы хотя бы узнать как она, что происходит в её жизни? Но гордость всегда останавливала его.

Она ещё слишком молода, чтобы связывать свою жизнь с одним мужчиной. А Фрэнк хотел остепениться. Зажить нормальной жизнью. И вот сейчас ему говорят, что дом его мечты продан!

— Мне нужен этот дом. Я заплачу любую суму, — настойчиво повторил Фрэнк.

— Ну, может, вы договоритесь с вдовой Хантингтон и она согласиться его продать? Право же не понимаю, зачем ей такой большой участок.

Фрэнк раздражено поморщился.

— Что за вдова? — спросил он. Мысли же в голове уже завертелись в попытке решить задачу покупки дома.

— Приехала к нам чуть больше четырех месяцев назад. Как она говорит, муж её был большим экстремалом, любителем острых ощущений. Так вот при очередном опасном приключении трагически погиб, — выложил Пинтекер как на духу.

Фрэнк задумчиво потер виски. Что ж общение с некой вдовой, конечно, не входило в его планы, но другого выхода, похоже, нет.

Через полчаса Фрэнк уже был у въезда на ранчо. Что-то здесь изменилось! Но что? Глаза окинули внимательным взглядом большую деревянную арку. Вырезбленная века назад, здесь красовалась большая надпись «Рай». Собственно это было название поместья. Фрэнк фыркнул при мысли, что это новая владелица окрасила надпись в ярко-розовый цвет. Почему-то при одном только взгляде на данный цвет вспоминался коттедж на Кубе. Черт! Перекрашу, как только куплю! В ярко-зеленый!

* * *

Саманта выложила каравай округлым шаром и засунула противень в духовку.

— Так-с, задаем температуру и время, — руки ловко выполняют привычные действия и, нажав кнопку «Старт» Саманта довольно улыбается. — Вот так-то!

Глаза обводят пристальным взглядом большую просторную кухню.

Похоже, все. Овощной суп готов, хлеб печется, на кухне чисто! Можно отдохнуть до обеда.

Как же здесь хорошо! Тогда восемь месяцев назад Саманте казалось, что она больше никогда не ощутит себя счастливой. Ничего не радовало, в душе поселилась тоска, печаль, боль. Все вокруг было тусклым, непримечательным, черно-белым! Саманта страдала и упивалась своим горем. Погружалась в него дальше и дальше, словно в морскую пучину.

Не раз Ллойд с Мартой звали её погулять, развлечься, но она упрямо отказывалась. Хотя в колледже и за пределами дома Саманта старалась вести себя как обычно, пряча свою боль глубоко в душе. Она улыбалась и общалась, но никто не знал, что скрывается за этой радужной оболочкой. Какая боль терзает её душу.