оставлю тебя на сейсвет в покое и больше ничего просить не буду! Всё, я ушёл. Выздоравливай.

— Давай, Дейвин. Это было бы прекрасно. Извини и… спасибо. — Ами виновато развела руками.

Ай.

— Ничего. Иди домой. Отпросись у Майло.

Дейвин быстро зашагал от её будки, Ами вытерла выступившие бессильные слёзы досады, пытаясь успокоить явно желающее выскочить наружу вместе с желудком и его содержимым сердце.

Итак. Что мы имеем. Дома бардак. Теперь ещё и здесь.

Что ещё к этому добавится? Чем дольше поживём, тем больше увидим. Мало проблем. Дайте Ами ещё…

Она оглядела куски от расколовшейся таблички, что разлетелись по полу. Как секретара кантинка в самом деле опасна сейсвет.

Надо на воздух. Надо уходить. Где же Майло.

… Что просил отчёт от Моки. Давай же, Ами, соберись. Раньше найдём, раньше выйдем…

— О. Ами. Уже встала.

Начальник вернулся с ещё несколькими делами в руках.

— Да. И уже даже неплохо потрудилась. — она указала взглядом на осколки таблички.

— Оу… Ну, ничего. Перепишешь завтра.

«Вот это уже обидно.»

— Я. Не. Умею. — сквозь зубы отчеканила она.

Пора бы ему запомнить, с кем имеет дело.

— Завтра разберёмся. — легкомысленно отмахнулся тот, помахивая чем‑то.

Что? А. Сам нашёл. Отлично. Вот оно.

Победа! Табличка найдена раньше, чем Ами тут легла костьми.

— Хорошо, что ты сам нашёл отчёт и схватил его, пока я и этот не разбила… Уууу… Я пошла… Спасибо за поддержку и сочувствие…

— Давай. Приходи в себя скорее. С твоей новой системой каталогизации тут без тебя не разобраться.

— Я… составлю схему… как‑нибудь… как оживу…

Ами сделала неопределённый жест и поняв, что её скоро вывернет, поспешно вышла из каморки, направляясь в сторону входной занавеси, обещавшей прохладу и свежий воздух.

Только бы доползти теперь, чтобы лечь… Оставалось лишь надеяться, что её не будет тошнить в котти и ей не придётся спать на улице. Не будет. Там же сейчас почти улица с той же температурой и всеми ветрами. Занавеску‑то кто‑то предусмотрительно надорвал.

Ладно. Совсем немного же. Будет холоднее, да, но, могло быть и хуже. Придёт в себя и заклеит…

…Раз шаг… два шаг… это будет продолжаться эонно…

Дома даже не видно. Знакомая улица и не думает приближаться…

Она точно будет спать на улице, потому как никогда не достигнет своего котти… Зачем идти дальше, если больше нет разницы… Всё равно спать сейсвет придётся на полу, а это считай, что на земле.

Ох. Лучше об этом много не думать. Вообще много не думать.

Проблемы без действий не решатся, а хуже от мыслей реально становится. Хорошо, что хоть приливы дурноты смягчаются спасительным дуновением ветра.

Только казалось, что жизнь начала налаживаться. Кто тут «хозяйка жизни»?

…Та, что доползла‑таки домой!

Она попыталась отодвинуть драпировку, но вместо этого тяжело ввалилась внутрь, не удержав равновесия…

Ох ты. Наши приветствия новой порции проблем. Неужели в самом деле они сейсвет нескончаемы…

«Для растяп — да. Всю их жизнь.»

Заткнись…

Всё ещё лёжа на полу, Ами прошлась глазами вдоль входного проёма. Штора штора порвалась наполовину… впустив в помещение дополнительный свет и полностью лишив остатка защиты от ветра.

Ударившуюся затылком болезную тошнило теперь ещё сильнее.

Кому было мало проблем? Теперь на шторе не просто надрыв… Наша лихая кутила лежит с куском в руках, вторая часть которого еле держится на тонком ошмётке ткани.

Как раз вовремя… Немного дополнительного воздуха точно не помешает при такой тошноте.

Амелия с трудом поднялась на колени.

…А на мокрой кровати красовался в спешке брошенный непросушенный плащ и скомканная и смятая горка из подстилки, одежды и покрывала.

Замечательно.

Ладно. Главное — руки, ноги, зубы, рёбра… целы. Почти. Остальное — дело поправимое.

Она встала.

Надо подложить под себя всё тканевое, что имеется в наличии. На полу будет холоднее обычного, но её пылающую голову это сейчас тоже мало волнует…

Амелия вытряхнула содержимое своих вещевых мешков на пол понимая, что ей некогда беспокоиться о беспорядке. Нужно срочно лечь.

Выбрав тряпки, она принялась устраивать себе новое лежбище за кроватью. Спать будет в одежде, а вещевые мешки наденет на руки, чтобы не мёрзли. Сверху на себя накидает одежду, снизу подложит уборочной ветоши.

Обифрительный амин быт во всём своём глориозном блеске.

Работа внаклонку в сочетании с тоскливыми мыслями о какой‑то изнурительной безысходности не пошла ей на пользу.

…Она уже через мгновение бежала на улицу за дом в углу. Её тошнило.

Вытерев слёзы и чувствуя некоторое облегчение, она, практически не поднимаясь с четверенек, вернулась на свою поспешно собранную импровизированную лежанку.

Как закутаться во всё это, чтобы оно не сваливалось с неё?

…То нога, то спина оказываются открытыми, потому что разрозненные куски ткани падают. Лечь и не шевелиться?

А как найти удобное положение, чтобы не тошнило? И, желательно, чтобы лежать на тех частях тела, где нет синяков?

Миссия невыполнима…

Кое‑как решив этот ряд логических задач, Ами всё‑таки не сказать чтобы с комфортом, но устроилась, стараясь прикрыть лицо от сквозняка, который решил воспользоваться нынешним светом открытых дверей. Так мило с его стороны. Ладно. Зато тошнит меньше.

Всёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошо…

Вотядуравотядуравотядуравотядуравотядуравотядура…

Всёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошо…

Тихотихотихо…

С трудом найдя положение головы, при котором мир прекратил свои похмельные пляски, Ами провалилась в тяжёлый сон.

Свет 41. Есть ли жизнь после похмелья?

…Ночной ветер отодвинул окончательно и без того криво висевшую на слабом тканевом перешейке входную драпировку и ветер с пылью вновь свободно разгуливал по жилищу. Светила всходили и через входной проём была видна часть неба.

…Каких‑то сумасшедше красивых цветов оно было сейсвет. Густо красного ягодного ближе к земле, переходящего во фруктовый желтоватый выше и со всё ещё не ушедшей тёмно‑фиолетовой частью сверху…

Восхитительно.

Ами залюбовалась на момент. С горы, наверное, смотрелось бы совсем эпически…

Лёгкий ветер гонял пыль по дорожке перед домом, периодически занося часть внутрь…

Умиротворяющая картина…

Зачем было мыть полы, если всё равно всё пачкается?

Ами кашлянула и это отдалось моментиком резкой боли в голове. И тут же прошло, оставшись лёгким шумом.

Кажется, она жива. Хорошо это или плохо?

Пффф. Не думать. Голова ещё опухшая. Безоценочное восприятие сейчас снимет ненужную нагрузку… И хорошо бы и этот гул в ушах тоже. Всё просто есть, она просто есть, и всё тут.

С гулом и звёздочками.

Похоже, каждый раз, когда выползаешь к жизни из ямы уныния или в текущий момент из тягостных мыслей о будущем или прошлом, первое, что испытываешь, это ощущение светлой благодарности