Инженер-майор К.К. Гавеман в 1958 году был назначен старшим офицером МТУ ЧФ, с него сняли судимость и присвоили звание подполковника, а в 1960 году, с учетом шести лет службы на должностях, связанных с эксплуатацией «разрядных изделий», предусматривавших зачет выслуги один к трем… он был таки уволен со службы, получив свои «вымороченные» или «вымученные» 50 % пенсии…»

Как следствие — в течение последующих 40 лет оставалось закрытым для исследователей, сохраняя гриф секретности, значительное число отчетных документов, отработанных секциями той же комиссии. Так, информационные материалы МТУ ВМФ о послевоенных испытаниях батарей ЕКТ мин «RMH» также сохраняли гриф секретности до 1998 года. Прежде всего, потому, что эти данные свидетельствовали не в пользу выводов, сделанных «экспертом Гавеманом».

Предположим, что мы настолько недоверчивы и тупы, что верим исключительно выводам Правительственной комиссии.

Поскольку в материалах расследования и выводах комиссии чаще всего речь идет о взрыве немецкой донной мины типа «RMH», для того, чтобы окончательно убедиться в несостоятельности этой версии, рассмотрим различные варианты взрыва этой мины относительно корпуса линкора.

Начнем с самого невероятного варианта: предположим, что заряд взрывчатки находился непосредственно под днищем линкора. Формула расчета пробивания металла имеет вид:

С = 10 hF (формула 23 из «Руководства по подрывным работам»), где

С — масса заряда в кг

h — расчетная толщина листа в см

F — площадь поперечного сечения листа в кв. см

F = 13,6 х 1400 = 19 040 см2

Тогда С = 10 х 13,6 х 19 040 = 2589 кг

Однако, если со стороны, противоположной заряду, находится не вода, а воздух, то заряд уменьшается в 1,5 раза.

Тогда С = 2589/1,5 = 1726 кг

Напомним, что заряд самой тяжелой из все немецких донных мин RMH составлял 907 184 кг гексонита. В тротиловом эквиваленте это около 1252–1316 кг. По своему назначению и по определению, эта мина должна была лежать на дне. А это значит, что от нее до днища корабля было не меньше 7 метров. Исходя из этого условия, следовало производить расчеты и выявлять возможную степень разрушения линкора. Очевидно, это обстоятельство побудило комиссию сделать вывод, что мина была не одна, а две рядышком. Опять выясняется, что по всем признакам — маловато. Между тем ни в одном из специальных источников мы не находим сведений о том, что немцы практиковали установку двух донных мин вместе. Единственный раз при обследовании дна Южной бухты водолазами были обнаружены две донные мины советского образца, гидродинамические датчики которых были соединены тросиком. Из расчета, что при попытке поднять одну из них произошел бы подрыв двух мин.

На «свалку» немецких мин Севастопольская бухта не похожа. Донная мина разрабатывалась для нанесения оптимального ущерба крупным надводным кораблям и подводным лодкам, и заряд массой от 300 до 1000 кг во всех странах был принят за оптимальный.

Произведенные по приведенной формуле расчеты позволяют сделать вывод, что при неконтактном взрыве заряда массой 1000 кг у линкора «Новороссийск» должно быть пробито первое и второе днище. Но и не более того.

Доверимся опыту и знаниям специалиста-подрывника Юрия Веремеева. Общевойсковой подрывник с 26-летним стажем, свято веривший «грифованным» документам, не удержался и, воодушевившись идеей о взрыве донной мины, лежавшей на слое ила, пытался смоделировать процесс, который мог последовать за ее взрывом. В своем стремлении Веремеев был не одинок. А.М. Колпаков, Е.Ф. Шубочкин, следом за ними и Б.А. Коржавин убеждали нас в том, что при взрыве мины RMH линкор таки мог получить значительные повреждения.

Так, радиус разрушительного действия при взрыве донной мины они рекомендуют определить по этой формуле:

R = 0,215х

где К — коэффициент получаемого кораблем повреждения;

G — масса заряда;

8 — толщина обшивки корабля.

Произведенные по формуле расчеты позволяют сделать вывод, что при неконтактном взрыве заряда массой 1000 кг у линкора «Новороссийск», как уже неоднократно отмечалось, должно быть пробито первое и второе днище.

Никто не сомневается в том, что взрыв донной мины с таким зарядом под кораблем, на глубине под днищем в 7–8 метров, пробил бы днище линкору и, возможно, надолго вывел бы его из строя. Но в случае с «Новороссийском» мы имеем повреждения несравненно большие, чем мог дать взрыв одиночной донной мины.

Приборы срочности немецких мин всегда были с установками выдержки времени, кратными 1 часу в пределах 6 часов, или 1 суткам в пределах 6 суток. Не было дробных установок часов или суток.

Поэтому, даже если и согласиться с недостоверным предположением, что мина могла быть «потревожена» якорь-цепью корабля при его постановке на якорь, то прибор кратности мины, если бы и сработал, то только с установленными в нем выдержками времени, т. е через 1 час, или 1 сутки, а не в 1 час 30 минут. Проведенные в ВМФ наблюдения за партией немецких трофейных батарей питания взрывных устройств, использовавших в немецких минах типа RMH, в количестве 244 шт., со сроком изготовления 1943–1944 гг., показал, что через 9 лет все 100 % батарей оказались небоеспособными и не могли привести в действие взрывное устройство M1 мины RMH.

Подробный анализ устройства немецких донных мин, в том числе и авиационных, которые немцы устанавливали в Севастопольской бухте, провели Ю. Веремеев, Ю. Мартыненко с помощью немецкого специалиста в области морских мин В. Тамма с использованием немецких документов по устройству и эксплуатации мины RMH (Ю. Веремеев, Ю. Мартыненко «Германская морская донная мина RMH (Regular-Mine Н)».

В результате анализа устройства мины авторами убедительно доказано, что ни одна из мин типа RMH (LMH) уже не могла взорваться 29.10.1955 под линкором «Новороссийск» ни при каких обстоятельствах, за исключением единственного случая, если она использовалась в варианте «управляемой донной мины, взрываемой оператором с берегового пульта управления».

При данном способе постановки мины электроимпульс на электродетонатор (ЭД) мины должен подаваться по кабелю с берегового пульта управления, а мина в этом случае — просто заряд ВВ со вставленным в него ЭД, без взрывного устройства М1, источника питания, и может лежать на грунте неопределенно долго.

Но представляется абсолютно нереальным, чтобы эти мины устанавливались немцами во время войны в Севастопольской бухте в таком варианте. Мины в таком варианте могли устанавливаться для охраны своего побережья, входов в свои бухты и пр. Практика таких стационарных минных заграждений отрабатывалась в период Первой мировой войны. Приметно с такого минного заграждения удалось улизнуть линейному крейсеру «Гебен» в процессе его первой «гастроли» на внешнем рейде Севастополя. Если даже допустить эту гипотетическую возможность, то в случае «Новороссийска», стоявшего на якорной стоянке № 3, на расстоянии около 200 метров от Госпитальной стенки, здесь уже речь должна идти не о случайном подрыве мины, а тщательно подготовленной и проведенной диверсии с дистанционным подрывом мины с берега.