Для Левина это было началом долгого процесса переоценки ценностей. Он потратил почти целое десятилетие, пытаясь воспитать характер в своих учениках. А что, если методы, которыми он пользовался, просто были несостоятельны?

Дэвид Левин посещал школу в Бронксе, как и его ученики, но это была совсем другая часть Бронкса и совсем другая школа.

Если двинуться на запад от KIPP Academy, миновать стадион Yankee, потом повернуть на север и проехать несколько миль по скоростному шоссе Мейджор-Диган, то вскоре доберешься до Ривердейла – цветущего зеленого района, расположенного на высоких холмах, с извилистыми улочками, в котором более сотни лет обитают некоторые из самых богатых семейств Нью-Йорка.

Там, посреди исторических особняков, стоят три самые престижные частные школы города: школа Horace Mann, школа этической культуры Fieldston и расположенная на вершине высокого холма, высокомерно поглядывающая на парк Ван-Кортлендт и простершийся внизу город школа Riverdale. Левин, который вырос на Парк-Авеню, перевелся в Riverdale в восьмом классе и преуспел там, став не только выдающейся «звездой» в области математики и естественных наук, но и капитаном баскетбольной команды.

Если вы посетите эту школу сегодня, первое, что поразит вас – это ее кампус, самый большой в городе: 27 акров земли, украшенной каменными зданиями и тщательно обихоженными площадками для лакросса[9]. Строго говоря, униформы в школе нет, но учащиеся средних и старших классов тщательно подбирают для своего гардероба пиджаки и куртки от Abercrombie and Fitch и рюкзаки North Face. (В один дождливый день в конце зимы, когда я присутствовал на занятиях английского в десятом классе, все девочки, кроме одной, были обуты в одинаковые резиновые сапоги Hunter по колено, стоимостью 125 долларов.)

В свое время школу Riverdale недолго посещали Джон и Роберт Кеннеди, а сегодняшний поток учеников в основном приходит из верхнего Ист-Сайда и самых рафинированных районов графства Вестчестер. Это заведение из тех, куда члены истеблишмента посылают своих детей, чтобы те могли научиться быть членами истеблишмента. Стоимость обучения стартует от 38 500 долларов в год – и это только за младшую группу детского сада.

Когда впервые знакомишься с Домиником Рэндольфом, директором Riverdale, он кажется довольно странным персонажем для главы заведения, имеющего столь высокий статус и традиции. Он производит впечатление бунтаря, нарушителя спокойствия, даже в какой-то мере эксцентрика.

Каждый день он приходит на работу в черном костюме с узеньким галстуком, и этот наряд вкупе с его отстраненной манерой поведения и летящими седеющими волосами заставляет предположить, что он мог играть на саксофоне в какой-нибудь ска-команде[10] в 1980-х (этому впечатлению способствует еще и английский акцент).

Рэндольф – великий мыслитель, постоянно охотящийся за новыми идеями, и когда разговариваешь с ним, кажется, что присутствуешь на конференции TED[11], которую целиком проводит один человек. Речь его пересыпана ссылками на самые последние работы психологов-бихевиористов, гуру менеджмента и теоретиков дизайна.

Став в 2007 году директором, он поменялся кабинетами со своей секретаршей: она получила внутреннее святилище, в котором восседали предыдущие директора, а он переоборудовал маленькую комнатку приемной в свое собственное, открыто концептуальное рабочее пространство, увешав стены белыми досками, на которых набрасывал идеи.

Однажды, когда я пришел к Рэндольфу, одна стена оказалась совершенно голой, если не считать одинокого листка белой бумаги. На листке был напечатан черный вопросительный знак.

Для директора школы с таким ярко выраженным соревновательным духом Рэндольф, которому едва перевалило за пятьдесят, удивительно скептически высказывается о многих основных элементах современного американского образования «с высокими ставками».

Вскоре после своего назначения в Riverdale он отказался от классов с продвинутыми программами по предметам; он поощряет учителей ограничивать домашние задания, которые они задают ученикам; он говорит, что стандартизированные тесты, прохождения которых Riverdale и другие частные школы требуют перед тем, как принять учеников в отделение детского сада и в среднюю школу, – это «совершенно несправедливая система», поскольку эти тесты оценивают учеников почти исключительно по уровню интеллекта.

– При упоре на тесты, – говорил Рэндольф, когда я однажды осенним днем сидел у него в кабинете, – мы упускаем некоторые другие серьезные составляющие того, что значит «быть успешным человеком». И самое важное недостающее звено – это характер.

– В Америке всегда существовало представление, что, будь ты первопроходцем в старом фургоне или человеком, приехавшим сюда в 1920-х годах из Южной Италии, если ты упорно трудишься и демонстрируешь настоящую выдержку, то сможешь преуспеть, – говорил он. – Как ни странно, теперь мы об этом забыли. Молодые люди, которым все дается без труда, которые получают по 800 баллов за SAT[12]… Боюсь, у них складывается впечатление, будто все, что они делают, великолепно. И в результате мы сами настраиваем их на неудачи в долгосрочной перспективе. Когда такие люди внезапно сталкиваются лицом к лицу с трудностями, они мгновенно чувствуют себя обманутыми. Я не думаю, что они воспитали в себе нужные качества, чтобы справляться с этим.

Как и Левин, Рэндольф в течение всей своей карьеры размышлял над вопросом, могут ли школы способствовать развитию хорошего характера – и как это делается. Ему часто казалось, что он одинок в своих поисках. В английском пансионе, в котором Рэндольф учился в детстве, воспитатели воспринимали как само собой разумеющееся, что их обязанность – воспитывать характер в такой же степени, в какой они преподают математику или историю. Однако когда Рэндольф переехал в США, он обнаружил, что американские педагоги с гораздо меньшей охотой говорят о характере, чем их британские коллеги. В течение многих лет он следил за обсуждением проблемы характера в национальном масштабе (или, по крайней мере, того, что выдавалось за характер), но ему всегда казалось, что эта дискуссия далека от нужд школы.