Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Важный Василий Саныч между тем водружал себе за спину ранец прибора. Акимов в неисчислимый раз за последний час удивился: «Это ж не жука травить, это спецоборудование. Чего только у этого снабженца в закромах нет. Бесценный товарищ».
— Сейчас порешаем, — солидно пообещал поммастера, шикарными движениями расправляя шланг.
— Серьезная битва за победу в соцсоревновании, — заметил Акимов.
— Разве как-то иначе можно? — холодно спросила женщина за станком, и Сергей увидел, что одной руки нет у нее, пустой рукав ушит.
— Понял теперь? — серьезно, вполголоса спросил Кузнецов. — Чтобы таким вот труд облегчить, ничего не жалко.
— Да… но, все-таки, к нашему вопросу. Адресочек Галины не откажетесь дать?
— С чего это мне отказываться? Тоже, военная тайна: первая Мещанка, дом пять, квартира три. Яковлевы. Привет от меня передавать не стоит, сам понимаешь.
Сергей заверил, что да, понимает.
Сверху послышался галдеж, топот многочисленных ног — собрание расходилось. Вскоре сверху донесся стук каблучков, и голос, от которого у Акимова сердце зашлось, позвал:
— Максим Максимович, дорогой! Зайдите, пожалуйста, ко мне.
Он головы не поднял, сдержался. Кузнецов, чуть подмигнув, похлопал по плечу, шепнул, проходя:
— Не кисни. И умная женщина не более чем баба.
И отправился на зов.
Глава 23
С вечера предупредив Сорокина о предстоящей поездке (детали разговора с Кузнецовым он решил не обсказывать), Акимов поехал в центр с тем расчетом, чтобы прибыть к восьми утра, — кто-то же должен быть дома в ранний час? Искомое строение — бывший доходный дом с гербом над аркой, неподалеку от Ботанического сада, — отыскал быстро, позвонил в нужную квартиру. Никто не ответил. Пока Сергей соображал, как лучше поступить, хлопнула дверь подъезда, послышались неторопливые шаги, и на площадку поднялся добродушного вида старичок, похожий на всех дедов такого типа, то есть на Михаила Иваныча Калинина.
Акимов поспешил поздороваться:
— Доброе утро.
— Доброе, — подтвердил старик и тотчас огорошил:
— Вы из прокуратуры?
— Э-э-э-э. Нет, а почему…
Однако на этот раз сыщицкая фортуна внезапно решила подыграть Сергею. Старичок заговорил сам, без намеков и наводящих вопросов:
— Странное и вполне необыкновенное дело, чего я совершенно не могу понять. Пропал человек вот уже который день, а всем все равно. МУР чего-то там мурчит непонятное, муж все пороги оббил, общественность негодует. И я в числе первых! Не поленюсь, до Кремля дойду.
Старик поднял палец.
— Галочка в этом доме с пеленок, папа ее покойный — офицер Генштаба, мама — почтенный человек, преподаватель, с горя слегла. Эти, с позволения сказать, сыщики не просто не обнаружили человека, среди бела дня пропавшего, но и даже догадок никаких нет. Кто может пролить свет на эту тайну?
От предчувствия чего-то крайне важного у Акимова заломило затылок, и в пустом желудке похолодело.
— Вы извините меня… — начал он осторожно, пытаясь сообразить, как и что говорить далее, но золотой старичок продолжал:
— И извиняться нечего. Вот вы кто по профессии?
— Участковый.
Бдительный дедуля, сдвинув очки к кончику носа, прошил его взглядом, спросил требовательно:
— Наш? Новый?
— Нет, я…
— А жаль, жаль, — искренне заявил тот, — давно пора, между нами, этого бездельника… Вот представьте: Галочка, золотая девочка, молодая, красивая, чертенок в юбке, — и несчастье за несчастьем. Первый муж в ополчении погиб, второй, правда, души в ней не чает, мать-старушка надышаться на обоих не могла…
— Так что случилось? — осторожно вставил Сергей.
Старик нетерпеливо пристукнул палкой, видимо, негодуя на тугодумие представителя власти:
— Пропала, я же объясняю! Который день пошел.
— Как же…
— А вот представьте. Поехали двадцать третьего февраля, видите ли, шубку выкупать, муж лишь на ночь глядя вернулся — глаза навыкате: что, Галочка до сих пор не дома? Вот так-то, молодой человек, а вы говорите — за что.
— В самом деле, за что? — повторил Акимов, который ничего подобного не говорил, хотя и думал. — Извините… как ваше имя и отчество?
— Теодор Петрович.
— Теодор Петрович, подскажите, а Галина Ивановна… Яковлева, верно?
— Нет, Шамонай, — поправил престарелый Теодор, — муж Яковлев, но из уважения к отцу она была и осталась Шамонай.
— Она такая красивая, лет двадцати, рыженькая, кудрявая, носик приподнятый, на подбородке ямочка, мушка над губой…
— И вторая на шее, — обрадовался старик, — неужели нашли?
— Ведутся поиски, — с болью в сердце огорчил Сергей, — но делается все возможное.
Если бы не свидетель, с какой радостью треснулся бы он дурной головой прямо в свежевыкрашенную стену.
— Делается все возможное, — повторил услышанное Сорокин.
Акимов стоял пред ним безгласен, как агнец на заклание. Николай Николаевич внезапно поднялся, походил от стены к стене, далее вдруг завалился на ветхий диван для посетителей, закинув руки на голову и прикрыв глаз.
— Врач так и сказала: чувствуешь, что накрывает, — ложись и дыши, — пояснил он вполне обыденным, нейтральным голосом, — а сейчас как раз накрывает меня, Серега, невыносимое желание тебя пристрелить. Останавливает лишь то, что, тебя пристреливши, я останусь без кадров, а то и присяду лет на десять. Несчастный я человек.
— Что ж делать-то, Николай Николаевич? — горестно спросил Сергей, памятуя, что единственные вещи, коими можно снискать прощение, — безоговорочное смирение и признание собственного ничтожества.
— Не знаю, — по-прежнему спокойно, даже ласково отозвался начальник, чинно глядя в потолок единственным оком, — конечно, могу тебя успокоить: дело, судя по словам старикана, ведет МУР, поручений нам не дано, можешь плакать не такими крупными каплями.
— Но только мы знаем, что пропавшая Шамонай была в отношениях с Кузнецовым и с Павленко…
— Ты, ты знаешь. Прошу тебя, не надо меня в это впутывать, — попросил Сорокин недовольно, — и Остапчука. Саныч тебе все очень хорошо тогда разъяснил.
— Так что же мне делать-то? — снова спросил Акимов.
— Я-то тебя серпировать не стану, по вышеуказанным резонам, — пообещал капитан, — но на твоем месте я бы ждал, но активно. Если товарищи из МУРа не полные кретины, то скоро появятся на нашем горизонте с поручениями и вопросами.
— А если…
— Никаких «если». Нет оснований считать других глупее себя, тем более в твоем случае. Свободен.
Часть вторая
Глава 1
Вот уже считаные дни зимы остались. И пусть снегопад за снегопадом, весной повеяло, несмотря на морозцы, птички распевают вполне весело.
Кольке же не до песен. Какие уж тут «ля-ля», когда все пошло прахом, причем