– Поверить не могу, что прилетела, – сказал он. – Ты просто фантастическая женщина! И единственный чистый человек, с которым мне удалось встретиться за эти дни, – с улыбкой добавил он.

Я рассмеялась. Сама я не чувствовала себя фантастической, но мне нравилось быть такой в глазах Адама. Я хотела спросить его насчет слухов о том, что в аэропорту участились случаи насилия, но вовремя прикусила язык. Адам восхищался мной за проявленное мужество, и я не хотела его разочаровывать.

Кто-то окликнул его по имени. Оглянувшись, он помахал рукой женщине, стоявшей у входа в одну из палаток.

– Буду через секунду! – крикнул он, после чего снова повернулся ко мне. – Хочешь немного отдохнуть после вертолета? Или сразу за работу?

– За работу, – ответила я.

Схватив мою руку, он прижал ее к губам, и я ощутила себя невероятно счастливой – невзирая на окружавшие меня хаос, жару и вонь. Адам выглядел невероятно оживленным; я уже давно не видела его таким. Он был счастлив. Он любил меня. И впервые за несколько недель я подумала: все у нас будет хорошо. Мы все преодолеем.

Реальность того, что творилось в аэропорту, обрушилась на меня с новой силой, когда Адам стал объяснять разницу между палатками.

– Доротея хочет, чтобы ты работала в третьей, – заметил Адам. – Неотложные больные. Ребекка, кстати, тоже там.

Мы прошли мимо второй палатки, и я вздрогнула при виде открывшегося передо мной зрелища. Все пространство между второй и третьей палаткой было забито людьми, лежавшими на носилках. Носилки стояли прямо на полу, практически вплотную друг к другу.

– Это что… просто эвакуированные, которые спят тут? – выдавила я. – Или это всё пациенты?

– Пациенты, – мрачно ответил Адам. – Видишь теперь, почему я просил тебя прилететь?

– Боже ты мой. – Мой разум отказывался поверить в это. Медсестры и добровольцы ходили между больными, то присаживаясь перед кем-нибудь на корточки, чтобы проверить состояние человека, то просто обмениваясь с ним парой слов.

– Сама понимаешь, мы не в состоянии вылечить этих людей, – предупредил меня Адам. – Нам нужно лишь стабилизировать их состояние и как можно скорее вывезти отсюда тех, кто совсем плох, – добавил он, и по его тону я поняла, что за эти несколько дней он полностью приспособился к новой работе. К работе Ребекке. Сама я не думала, что мне это когда-нибудь удастся.

Мы подошли к третьей палатке, но, прежде чем я успела шагнуть внутрь, Адам кивнул в конец вестибюля:

– Вода и саморазогревающиеся пайки там.

Саморазогревающиеся пайки. Что ж, к этому тоже нужно было привыкнуть.

Внутри палатки воздух был градусов на десять прохладнее, чем в самом терминале, и здесь явно прослеживались зачатки какой-то организованности. Справа от меня медсестры сортировали пациентов в зависимости от их состояния. Впереди находились две загородки, в которых люди ожидали врачебного осмотра. Рядом толпились встревоженные родственники. Часть пространства была отделена холщовыми ширмами. В отдалении я заметила Ребекку. Она ощупывала живот женщины, которая кричала и пыталась отпихнуть ее руки.

– А что делать, – поинтересовалась я у Адама, – если кому-то потребуется дополнительная помощь?

– Мы переправляем их вертолетом в одну из больниц, – он бережно сжал мою руку. – Не далее как сегодня мы вывезли двух пациентов с острой болью в животе, двух рожениц и несколько человек с травмами, требующими немедленного хирургического вмешательства.

В этот момент ко мне бросилась женщина с записной книжкой в руках. На ней красовалась серая футболка с эмблемой DIDA. Волосы у женщины были затянуты в хвостик.

– Это вы – доктор Уорд? – спросила она.

– Да.

– Дот хочет, чтобы вы прошли в конец палатки. Идемте за мной.

Я взглянула на Адама.

– Ладно, увидимся позже, – сказала я ему, пытаясь подавить дурные предчувствия.

– До встречи, – подмигнул он мне.

Моя провожатая чуть ли не бегом устремилась к противоположному концу палатки, и мне пришлось поторопиться, чтобы не отстать от нее. Мы прошли мимо Ребекки, которая подняла голову и кивнула мне:

– Ну ты даешь, сестрица.

– Я – медсестра, – сказала мне женщина в футболке. – Сьюзан. Я буду помогать вам и другому доктору.

Она провела меня за ширму, где уже поджидала моя первая пациентка. Эта четырехлетняя белокурая девочка просто заходилась от боли. По тому, как она прижимала к себе покрасневшее, распухшее запястье, я сразу же поняла, в чем тут проблема. Я приступила к осмотру, в то время как мать держала девочку на коленях. Я успела прослушать легкие и сердце, прежде чем Сьюзан, наклонившись к моему уху, шепнула:

– У нас нет времени на подробный осмотр.

Я кивнула. Само собой. Нет времени. А еще, конечно же, нет рентгеновского аппарата. Как, впрочем, и обезболивающего.

– Как тебя зовут? – спросила я у девочки, но та продолжала истошно кричать.

– Ванесса, – ответила ее мать.

– Просто наложите ей шину, и мы поставим ее в очередь на отправку вертолетом, – шепнула мне Сьюзан.

– Ей нужно в больницу! – сказала мать Ванессы. – Ей нужен рентген и операция…

– Твои пальцы что-нибудь чувствуют? – спросила я у девочки, но та в ответ только громче раскричалась. – Как ты умудрилась поранить руку, Ванесса? – снова спросила я. – Ты что, упала со слона?

Девочка, ошеломленная этим вопросом, на мгновение замолчала и почти что улыбнулась, прежде чем снова раскричаться.

– Она поскользнулась на мокром причале, когда мы пытались сесть в спасательную лодку, – ответила ее мать.

– Сколько придется прождать вертолета? – спросила я у Сьюзан.

– В случае с переломами это займет не один день, – тихонько ответила та.

– Но она не может ждать так долго! – женщина еще крепче прижала к себе ребенка.

Вокруг каждый день умирали люди. От инфарктов, приступов аппендицита и прочих болезней. Но если бы это была моя дочь, я бы чувствовала примерно то же.

– Я справлюсь с этим сама, – заявила я. – Вот только анестезии у нас нет.

– Господи, – вздохнула женщина.

– Не бойтесь, все будет в полном порядке, – сказала я как можно увереннее, пытаясь успокоить женщину. – Затем уже мы наложим ей шину и дадим что-нибудь из медикаментов, а при первой возможности вывезем в больницу. – Я глянула на Сьюзан в надежде, что не брякнула какую-нибудь глупость. – Что у нас есть?

– Ацетаминофен, – ответила та.

– Прекрасно, – ответила я, как если бы сама выбрала именно этот препарат.

– Все пройдет очень быстро, – сказала я матери Ванессы. – Вы будете поддерживать ее вот тут, – я показала ей, как нужно держать руки. – Ванесса, я не хочу, чтобы ты думала о пингвинах. Ни в коем случае не думай о пингвинах, хорошо?