Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далси Шелби и Логан Коффи.
– Они были влюблены друг в друга, – продолжал Вин, пристально глядя на нее. – Вернее, он был в нее влюблен. Его родители были против их отношений, но он пошел наперекор их мнению, наперекор многолетней традиции. Потом твоя мать бросила его и разбила ему сердце, как будто то, что он совершил, чем он пожертвовал, ничего не значило.
Эмили изо всех сил пыталась разобраться во всем этом.
– Погоди. Ты хочешь сказать, что считаешь мою мать виновной в его смерти?
– Все так считают.
– Кто «все»? – Она поймала себя на том, что почти кричит.
Вин тоже это заметил. Он поправил резинку шортов, положил ладони на худые бедра.
– Прости. Надо было сказать тебе об этом как-нибудь помягче. Это оказалось сложнее, чем я предполагал.
– Что оказалось сложнее, чем ты предполагал? – возмутилась она. – Убедить меня в том, что моя мать виновата в самоубийстве твоего дяди? Так вот, у меня для тебя новость: мама была замечательным человеком. Она никогда не стала бы что-то делать, если бы считала, что это может причинить зло другому. Никогда.
Вин вдруг оглянулся через плечо, как будто почувствовал опасность:
– Отец все еще меня ищет. Идем туда.
Он взял ее за руку и потащил с пляжа в сторону леса.
Загребая босыми ногами песок, она перешла на бег, чтобы поспеть за ним.
– Куда мы идем?
– Подальше от глаз.
В тот же миг она ощутила под подошвами прохладный, усеянный сосновыми иголками лесной пол. Терпко пахло смолой. Запах напомнил Эмили рождественские венки и красные елочные игрушки. Здесь был совершенно иной мир, совершенно иное время года, чем всего в нескольких шагах отсюда, на берегу озера.
– Я босиком, – напомнила она ему, останавливаясь.
Он обернулся к ней:
– Мне кажется, тебе не привыкать бегать по лесу босиком.
Это не показалось Эмили забавным.
– Зачем ты это делаешь?
– Хочешь верь, хочешь нет, но я пытаюсь тебе помочь.
– Помочь сделать что? – Она в раздражении всплеснула руками.
– Стать здесь своей.
Она ответила ему язвительным взглядом; если стать в этом городе своей значит поверить его россказням про ее мать, не собирается она становиться здесь своей.
Эмили развернулась было, чтобы идти обратно на пляж, но тут он произнес:
– Ладно, если вкратце, дело обстояло так. Твоя мать была избалованной и жестокой, а мой дядя – доверчивым и застенчивым. Она воспользовалась его чувствами к ней и обманом заставила раскрыть всему городу тщательно охраняемую тайну нашей семьи, просто чтобы продемонстрировать свою власть над ним. А потом бросила его. В отчаянии оттого, что потерял ее и причинил зло своим родным, он покончил с собой. А она уехала из города, даже не извинившись. Я знаю, тебе нелегко это слышать. Но теперь ты понимаешь, почему люди здесь ведут себя по отношению к тебе… определенным образом.
– Каким еще образом?
Он вскинул свои темные, круто изогнутые брови:
– Ты что, до сих пор ничего не заметила?
Эмили замялась.
– Значит, все-таки заметила.
Она покачала головой. Хорош гусь, наговорил гадостей про ее мать и рад, а она и того хуже – стоит и выслушивает все это.
– Ты не знал мою мать! А я знала. Она никогда в жизни ни с кем так бы не поступила!
Темные глаза Вина смотрели на нее с сочувствием. Он явно сожалел, что его слова задели ее, но ничуть не раскаивался, что они были сказаны. Так вот, значит, что он имел в виду, когда говорил, что их связывает общее прошлое?
– С чего я вообще должна тебе верить? – бросила она ему в лицо. – С чего я должна верить хотя бы одному твоему слову?
– Наверное, ты и не должна. – Он пожал плечами. – Наверное, ты вообще не должна со мной общаться. Я удивлен, что твой дед до сих пор не велел тебе держаться от меня подальше. Впрочем, уверен, в самое ближайшее время он так и поступит. Вот увидишь.
Налетевший порыв ветра всколыхнул вершины деревьев, и Вина с Эмили внезапно осыпало каскадом сосновых иголок, зеленых и бурых вперемешку. Стоя под этим иглопадом, Эмили смотрела на Вина в каком-то непонятном оцепенении. Кто он, этот странный парень? Что ему от нее нужно?
– Что за тайну открыл твой дядя? – услышала она вдруг свой собственный голос.
Он долго не отвечал, как будто обуреваемый внутренней борьбой. В конце концов его губы изогнулись в циничной улыбке, и чары рассеялись.
– Если я скажу, ты не поверишь.
Он с легкостью делился чужими тайнами, однако свои собственные открывать не спешил. Как можно верить хоть одному слову такого лицемерного типа? И все же услышанное крепко засело у нее в мозгу. И это приводило ее в ярость.
Она чопорно развернулась и зашагала обратно к озеру. В лето.
Джулия по-турецки сидела на полотенце и читала книгу. У ее ног, точно огромный рыжий кот, растянулся Сойер.
Когда на нее упала тень Эмили, Джулия вскинула голову.
– Эмили? – забеспокоилась она, отложив книгу. – Что с тобой?
– Ничего. Поедем домой, если можно.
Ей вдруг отчаянно захотелось поговорить с дедом. Он был единственным связующим звеном между ней и ее матерью. Он скажет ей, что в россказнях Вина нет ни слова правды.
Сойер уселся на полотенце и снял темные очки.
– У тебя расстроенный вид, – заметил он.
– Я в полном порядке, – заверила его Эмили и для пущей убедительности улыбнулась.
– Моя сестра была с ней невежлива. Я прошу прощения.
Раздавшийся за спиной голос Вина заставил Эмили обернуться. Она и не подозревала, что он все это время шел следом. Вин с тревогой заглянул ей в глаза.
Сойер поднялся. Для такого красавца он определенно умел выглядеть внушительно, когда сердился. Он был одного роста с Вином, но намного крепче.
– Что ты наговорил Эмили?
Не успел Вин ничего ответить, как вмешалась Джулия:
– Так это была твоя вечеринка?
– Это была вечеринка в честь дня рождения моей сестры.
– О господи! – Джулия схватила сумку и торопливо затолкала в нее оба полотенца, книгу и бутылку с водой. – Я не знала. Идем, детка. Поехали домой.
– Я могу ее отвезти, – вызвался Вин. – Мне по пути, и потом, я все равно должен вернуться домой до захода солнца.
Он протянул руку, и Эмили автоматически сжала ее. Его прикосновение мгновенно отрезвило ее, и она попыталась выдернуть ладонь из его пальцев, но он держал крепко. Рука у него была теплая и сухая, как будто он только что снял перчатку.
– Я сама ее отвезу, – сказала Джулия.
– Мне не трудно.
Сойер