Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и все остальные жены ребят с «Курска», Наташа так и не переодела обручальное кольцо на другую руку.
— Я никуда не уеду из Видяева, пока не поднимут Сережу, — говорит она. — Что у меня теперь осталось в жизни — Кристина да еще, может быть, Сережина могилка!
* * *
Как и Сергей Ерахтин, капитан-лейтенант Алексей Шевчук из коренных северян. Родился в Западной Лице, где в то время служил отец. В первый класс пошел уже в Видяеве. После школы поступил в Каспийское военно-морское училище. Когда распался Советский Союз и училище закрылось, перевелся в училище подводного плавания. Окончив его, вернулся в родное Видяево на атомоходы. Жениться Алексей так и не успел. Все некогда было…
Из служебной характеристики на командира группы управления ракетной боевой части капитан-лейтенанта А. В. Шевчука:
«По характеру уравновешен и спокоен. Специальность освоил хорошо. На замечания старших реагирует правильно. В коллективе пользуется заслуженным авторитетом».
Отец Алексея, капитан 2-го ранга в запасе Владимир Николаевич Шевчук после окончания службы остался в Видяеве. Любовь к морю оказалась сильнее привязанности к земле, а потому стал бывший подводник капитаном портового буксира. Одного из тех, что помогают подходить и отходить от причалов неповоротливым огромным атомоходам. В тот недобрый день 10 августа Владимир Николаевич на своем буксире, как всегда, выводил в море очередную подводную лодку. На этот раз это был «Курск», на борту которого находился его сын. О чем думал тогда отец? О чем думал сын? Знал бы Владимир Николаевич, в какую безвозвратную даль провожает он своего Алешу. Увы, никому не дано предугадать будущее…
Эти стихи, пронизанные материнской болью, прислала мне мама Леши Шевчука Наталья Николаевна. В них — крик всех матерей, так и не дождавшихся с моря своих мальчишек.
«SOS!» — кричало море, тяжелым свинцом легшее на их души.
«SOS! — кричали чайки. — Они здесь, мы их чувствуем, люди!»
118 чаек сидели на воде. Белое пятно из белокрылых чаек.
А внизу на стометровой глубине груда разорванного железа,
Заполненного телами наших детей. А чайки, белокрылые чайки —
Это чистые души безвинно убитых наших детей. Чайки — это их
Чистые души, которые вырвались на голубую гладь моря.
Они сидели и набирались сил. Их путь далек —
В самую поднебесную высь.
И вдруг одна за другой они медленно поднялись вверх
И исчезли за горизонтом… ПРОЩАЙТЕ, РОДНЫЕ!!!
Вы все остались в нашем сердце.
Отцы и матери помнят о вас и скорбят.
Пока мы живы, память о вас живет.
«SOS!» — кричало море. «SOS!» — кричали чайки.
Они с укором оглядывались по сторонам.
Люди!.. Где вы, люди? Где ваша помощь?
Но вокруг не было ни души…
И только мать в своем бреду
Шептала: «Я его найду!
Сквозь толщу водную пройду,
Нырну в любую глубину…»
И сердце матери рвалось
В ту черноту глубокой бездны,
А разум не хотел понять,
Почему никто не хочет их спасать…
И каждый раз, и день, и ночь,
В бреду старалась им помочь.
Закрыв глаза, плыла, плыла…
Плыла, захлебываясь от воды,
И в горле соль, и соль в глазах,
А в сердце боль — предчувствие беды.
Но где же сын? Ищу, ищу…
Одна вода кругом, вода и ужас черной пустоты.
Но где же ты? Еще раз вздох.
О Боже! Вот они стоят…
С укором на меня глядят.
Но лиц не вижу — только маски.
Мне сердце шепчет: нет и нет!
Его здесь нет, среди них нет!
И тишина… Спокойно движется вода.
И только мертвые тела раскачивает глубина.
Пытаюсь в лица заглянуть.
Один, другой! Но сколько их?
Здесь нет живых. Лишь мертвые тела
В гробу железном, наглухо закрытом.
Но только нашу боль не спрятать никуда.
Ну что за бред в больном мозгу!
Я даже плавать не могу…
* * *
Родители Дениса Пшеничникова живут в Камышевой бухте в Севастополе. Коренные севастопольцы. Дед Дениса воевал на торпедных катерах Черноморского флота. Прошел, что говорится, огонь и воду. Отец Станислав Михайлович тоже всю жизнь в море, уже не один десяток лет плавает на рыболовецких судах старшим электромехаником. Мы сидим дома у родителей Дениса, и из окна виден кусочек моря. Рассказывает мама Дениса Наталья Ивановна:
— Своим сыном я всегда гордилась. Учился хорошо. Серьезно занимался в спортивной школе дзюдо, много читал. Особенно любил клеить из пластмассы модели кораблей. Это увлечение у него осталось на всю жизнь. Даже в Видяеве осталось много его моделей. Одно время, когда долго не платили зарплату и нечем было кормить семью, хотел было увольняться, но куда с его специальностью пойдешь? Разве что только мотористом. Потом все образовалось. Вошел во вкус службы и уже ничего не хотел, кроме нее.
Как и многие его сверстники, Денис прошел свою первую проверку на зрелость еще в училище во время дележа Черноморского флота. Отказавшись изменять раз и навсегда данной на верность Отечеству присяге, он был вынужден доучиваться в Петербурге. По окончании училища попал на Северный флот и получил назначение на строящийся АПРК «Белгород». Год отучился в учебном центре в Обнинске. Но «Белгород» так и не достроили. Экипаж расформировали, и Денис попал в Видяево вначале в 150-й экипаж, а затем его друг и товарищ Андрей Силогава помог в январе 2000 года перевестись на «Курск». Готовился к своей первой в жизни автономке. 9 августа позвонил домой. Сказал, что «сбегает» на три дня в море на отработку, просил, чтобы не волновались, так как у него все нормально.
О трагедии Наталья Ивановна узнала 14 августа из телевизионных новостей. При первой же возможности вылетела на север. Уже в Видяеве, вспоминает, боялась включать телевизор, ведь прошло слишком много времени, чтобы можно было на что-то надеяться. Станислав Михайлович в это время ловил рыбу на зафрахтованном траулере «Намибийская звезда» неподалеку от Кейптауна. Об аварии лодки сына узнал из новостей Би-би-си.
— Как услышал название «Курск», так сразу же во мне все оборвалось. Позвонил домой. Все подтвердилось… — рассказывает Станислав Мхайлович. — Предлагали меня отправить, но, когда прикинули время и расстояние, я понял, что никак не успею. Моряки есть моряки, где бы они ни служили, поэтому ребята мне каждый день доставали интернетовские распечатки по «Курску». Я их раз по десять перечитывал, тем и жил…
В квартире Пшеничниковых сейчас прочно обосновалась тишина — это давит тяжесть невосполнимой утраты. На стене комнаты, где мы сидим, портрет Дениса. На полке — фуражка, кортик и капсула с водой Баренцева моря, взятой на месте гибели «Курска». Когда в гости приходит трехлетний сын Дениса, как две капли воды похожий на своего отца, он надевает отцовскую фуражку и беззаботно бегает по комнатам, думая, что папа просто ушел в долгий-долгий поход.