слабой, шаткой, неуверенной и зависимой от обстоятельств и доброго настроения своих вассалов, более могущественных, чем короли Франции.

С материнским молоком Филипп уяснил для себя одну, крайне важную для него, вещь – никому верить нельзя. Никто просто так, за «здорово живешь», не отдаст тебе крохи. Все, абсолютно все приходилось добывать «потом и кровью». Филипп рано научился врать, изворачиваться, сталкивая лбами своих грозных вассалов, но жил, если это можно так назвать, «пусто». У него была жена, нелюбимая жена Берта Голландская, навязанная ему в династических целях. Она не принесла Филиппу ничего, кроме наследника Людовика и двух вертлявых, взбалмошных дочерей, от которых у Филиппа часто случалась мигрень.

Мало веря людям, король Франции, тем не менее, тянулся к ним. Он хотел, нет, просто вожделел желанием обрести простых и надежных друзей, но, самое главное, он искал любовь!

Как это не смешно, Филипп мечтал «утонуть» в чьих-нибудь глазах, смешливых и скромных, надменных и зовущих, бездонных и обжигающих. Даже его вечные «амурные» похождения, уже набившие у многих оскомину, были простыми поисками любви.

Нет, ему дарили любовь многие девушки и женщины, дарили искренне, или с выгодой для себя и своего рода, дарили трепетно или пламенно, дарили жутко или нудно, но, они не отказывали Филиппу. Невозможно сказать, что они боялись короля. Отнюдь! Его власть во многих случаях была призрачна и эфемерна. Он толком не мог, или не желал, навести порядок в своих собственных владениях, позволяя своим рыцарям и баронам грабить и совершать, порой, жуткие поступки, леденившие души католиков.

Король Филипп был высоким и красивым мужчиной в полном расцвете лет и природных сил. Он немного располнел, вернее сказать, раздался вширь, приобретя какой-то особенный мужской шарм самца-завоевателя. От него исходили какие-то неведомые ароматы или импульсы, вкупе с его историями о похождениях и «постельных» подвигах, заставлявшие трепетать женские и девичьи сердца. Средневековье, с его строгими взглядами на супружество, принижало и искусственно уничтожало само понятие «женщина». Многие мужья, что не редкость и в наше время, смотрели на своих жен, как на простой и бездушный предмет, мало заботясь о красоте и силе отношений между ними.

В головах рыцарства, грязного и дикого, малограмотного и грубого сердцем, еще не укладывалось понятие «победы» над женщиной посредством ума, красивых слов, поступков и жестов. Обычное насилие, похищение «выгодных» невест часто приводили к долгим и многолетним войнам, смахивающим на итальянские вендетты. Если жених был беден, он мог без зазрения совести жениться на страшной уродине, хромой, кривой. Она могла быть вообще дурочкой. Лишь бы за ней предложили хороший кусок в виде земель, замков и титулов. О красавицах вообще разговор был особый, тут уже отцы размышляли над тем, как бы «дешевле» продать свой «товар», получив при этом выгоду в политическом и военном смыслах.

Но, как только эта красавица выходила замуж, и ее не обходила стороной участь грубого и, частенько, безразличного отношения к ней, ее молодости, уму и красоте.

Женщины Средних Веков, как и любые другие женщины, хотели, томились и искали красоту, любовь, чуткие ухаживания. Они ждали радость любви, любви всепоглощающей, способной завести ее в глубины чувств, способной толкать ее на преступления, измены и предательства к нелюбимому супругу. Они ждали настоящей, страстной, жгучей, чувственной любви.

Филипп Французский, пожалуй, одним из первых понял, что грозный, грязный, вонючий и страшный образ мужчины-самца вряд ли способен пробудить чувства любви у женщины, разве только у какой-нибудь полусумасшедшей или морально испорченной.

Его покойная мать, Анна Киевская, дочь известного русского «короля-князя» Ярослава Мудрого, вместе со своими пристрастиями и привычками принесла на землю Франции страсть к красоте, чистоте, благоуханию и свежести. Да, «восточные» княжества, покоренные скандинавскими норманнами, вместе с христианской религией впитали в себя и некоторые, чисто восточные, традиции. Среди некоторых восточных традиций был «культ» чистоты тела, который культивировался и в Древнем Риме, но, с приходом варваров, был постепенно утрачен и практически позабыт. Культ чистоты, с использованием благовоний, посещением бань или мылен еще широко использовался в Византии и арабском Востоке. Но Запад Европы, дикий Запад Европы, уже позабыл о нем.

Полагаю, что мало эстетизма вызывает вид грязного, нечесаного и вонючего мужчины, видящего воду только во время преодоления рек на конях или вплавь, иногда слегка вытиравшего пальцы влажными полотенцами. Об особенностях «ароматов», источавшихся их телом или запахом изо рта лучше вообще умолчать.

Так вот, Филипп с раннего детства полюбил одну из «странных», как говорили франки, причуд его матери Анны – любовь к ваннам, чистоте и благовониям. Анна, к великому раздражению двух ее супругов – один из которых был королем Франции Генрихом Первым, а второй – графом де Валуа, тратила безумные деньги на обустройство бассейнов, мылен и покупку благовоний. Правда, ее супругам нравились ароматы, исходившие от Анны Киевской, но они раздражались, когда видели суммы счетов, представляемых к уплате из их казны византийскими или мусульманскими купцами.

Филипп восстановил многие купальни, заброшенные или поломанные после смерти его матери, требовал соблюдение чистоты от своих подданных, тратил турские ливры на покупку масел, благовоний, ароматического мыла, привозимого из Византии или Испанских эмиратов. Его волосы всегда были чисто вымыты, расчесаны и подстрижены, одежда прекрасно сшита и подогнана по фигуре. Все это, казалось, возвышало короля над его вассалами, грубыми, грязными рыцарями одиннадцатого века.

Филипп, ко всему прочему, слыл достаточно образованным человеком для своего времени. Он бегло читал и говорил на латыни и по-гречески, франкских диалектах, читал и понимал язык германцев. Король Франции знал множество песен и стихов, причем, не грубой и военной рифмы, а утонченных переводов греческих, римских и арабских поэтов. Когда король Франции был в прекрасном расположении духа, что случалось с ним частенько, он являлся «душой» компании или самым желанным рассказчиком на званом обеде или ужине. Множество женских сердец трепетало, услышав проникновенные стихи, декламируемые королем. Его статная фигура, светлые и густые волосы, приятный голос, способный, если надо, грозно призывать на бой врага, вместе с ходившими о нем историями «амурных» побед, покоряли многие женские сердца.

Частенько можно было увидеть короля Филиппа, тайно пробирающимся в замок к прекрасной даме, ночью влезавшего на высокие балконы, за портьерами которых трепетали в предвкушении чувственной и страстной ночи женские и девичьи сердца.

Но, чем больше и чаще Филипп «побеждал» в сердечных битвах, тем мрачнее, циничнее и пустее становилось его сердце. Оно, если это уместно сравнить, покрывалось «коростой», твердело, сохло и умирало. Король старался найти свою единственную любовь. Любовь, способную, разом, перевернуть всю его жизнь, весь его внутренний