Она падает на колени, ее лицо искажается от боли. Сигруд смотрит вверх и видит, что стены скотобойни дрожат, а потом мир как будто сжимается в точку…

Их захлестывает тьмой, и в конце концов оказывается, что они не на бойне, но внутри крошечного пузыря света, который дрейфует в море теней. В этом пузыре только часть бойни — словно кто-то смотрит на нее через телескоп, кажется Сигруду, и видит лишь миниатюрный кружок изображения, исключая все прочее.

— Что происходит? — спрашивает Сигруд.

— Я проигрываю, вот что происходит, — рычит девушка. — Часть нас все еще на бойне, в настоящем, с ним. Он может бить по стенам пузырька прошлого, который я создала. И он их разобьет. — Она сдувает прядь волос с лица и стискивает зубы. — Ты хочешь выбраться отсюда?

— Да.

— Тогда следуй за мной. Не отставай. Если выскользнешь из пузыря, попадешь прямо туда.

— Куда?

— К нему. В ночь. За пределами этого пузыря — настоящее. А он там. И тебе с ним быть не захочется.

Она идет вперед, пробираясь между коровами. Пузырь движется вместе с нею, как будто она проецирует его вокруг себя. Сигруд, встревоженный, бросается следом и старается держаться поближе.

— Я наблюдала за Кхадсе много дней, не одну неделю, — говорит девушка, качая головой. — А потом появился ты и начал стрелять…

— Что ты знаешь про Кхадсе и Шару?

Она косится на него.

— Ну да, я прям возьму и поверю тебе. Человеку, который громко крикнул его имя.

— Ты говоришь про Н…

— Не смей! Ты хочешь пригласить его сюда?! Прямо к нам?!

Сигруд начинает понимать.

— Нет.

— Хорошо. Держи рот на замке, пока не испортил еще что-нибудь.

Они поворачивают за угол и видят две лестницы вниз. Одна освещена газовым светом, другая темная.

— Будем надеяться, эта выведет наружу, — бормочет девушка, когда они приближаются к освещенному коридору.

Человек в окровавленном фартуке выходит оттуда и минует их без единого слова. Сигруд смотрит на него в недоумении. Он видел эти дверные проемы всего лишь час назад, и оба почти обвалились.

— Мы… мы действительно в прошлом?

— Отчасти. Это его куски, части. Они нас не увидят. Прошлое не меняется, оно твердое и долговечное. По нему легко передвигаться, от секунды к секунде, как лягушка прыгает по кувшинкам. Ты заметил?

— Заметил что?

— Переходы между секундами?

— Н-нет.

— Значит, я делаю хорошую работу. Будем надеяться, что это продлится достаточно долго, чтобы мы смогли выбраться…

Они начинают спускаться. Потом границы пузыря снова дрожат, и девушка кричит и спотыкается, словно ее ударили ножом.

Сигруд приседает, чтобы помочь ей встать.

— Опять?

— Я… я больше не выдержу, — говорит она, задыхаясь. — Я думала, что смогу, но он теперь сильнее меня. Я рискую собой, спасая тебя. Он убил стольких из нас и теперь может заполучить меня…

Сигруд мало что понимает в происходящем, но до него начинает доходить грубая, причудливая как сон логика того, что предлагает девушка.

— Итак… ты хочешь провести нас вниз через прошлую версию скотобойни… а как только мы окажемся снаружи, на свету, вернуть в настоящее?

Девушка опять вскрикивает от боли, прижимая пальцы к вискам.

— Да! — кричит она. — Ты тупой?

— Но ты не сможешь туда дойти, — говорит Сигруд.

Она качает головой, слезы текут из ее глаз.

— Похоже, не смогу.

Сигруд смотрит на радиопередатчик, висящий на поясе.

— У меня была стратегия выхода отсюда — на случай, если здание будут штурмовать… но здесь от нее мало толку. — Он быстро соображает.

«Какие инструменты могут быть полезны против этого существа? Какие инструменты у нас вообще есть?»

Потом у него появляется идея.

— Ты можешь хотя бы довести нас до первого этажа? — спрашивает он. — Может, поближе к выходу?

— Может. Я попробую.

— Ладно. Второй вопрос… — Он роется в своем ранце и вытаскивает кусочки гравированной жести из туфель Кхадсе. — Знаешь, что это такое?

Она таращит глаза.

— Это… это чудеса, которые были на убийце, верно? Они не давали мне толком рассмотреть его, следить за его передвижениями. «Солнечный свет на горном перевале…»

Сигруд щелкает пальцами.

— Так вот как оно называется! Я не мог вспомнить. Держи. Засунь в туфли. Быстрее. Сейчас же.

— Но…

— Немедля!

Она садится на ступеньки и делает, что велели, — морщась и кривясь, как будто от болезненного шума в ушах.

— Хорошо, — говорит Сигруд. — Теперь третий вопрос. Что бы ни было, э-э, кем бы ты ни была… ты можешь пострадать от взрыва?

Она бросает на него сердитый взгляд.

— Чего?!

— Будем считать, — говорит дрейлинг, — что это значит «да».

* * *

К моменту, когда они добираются до нижней части лестницы, дела идут так плохо, что девушка уже едва переставляет ноги. Сигруд почти несет ее. — Это плохо, — говорит она, почти теряя сознание. — Не уверена, что смогу хотя бы убежать.

— Тебе и не придется, — отвечает Сигруд. — Просто подведи нас как можно ближе к двери. Потом мы зажжем спички, и ты позволишь пузырю лопнуть — я хочу сказать, вернешь нас в настоящее…

— Да, да! Я поняла!

— Хорошо. Затем ты сделаешь свой ход.

Они ковыляют через нижние помещения скотобойни, что-то вроде зоны упаковки и погрузки, куда раньше заезжали и откуда выезжали грузовики и повозки. Граница пузыря дрожит и дребезжит, словно кто-то колотит по ней снаружи, и каждый раз девушка стонет чуть сильнее.

— Кто ты? — спрашивает Сигруд. — Ты друг Шары? Шары Комайд?

Девушка молчит.

— Ты… «М»? Из письма, адресованного Шаре?

Она угрюмо смеется.

— А ты не дурак. Послушай, убийца, — ты рыбешка в очень большом пруду. Скорее всего, если ты выживешь сегодня — в чем я, честно говоря, сомневаюсь, — то тебя просто поймают на следующей неделе, в следующем месяце или, возможно, завтра же ночью. И когда он поймает тебя, то вытащит все твои секреты из самого нутра. Я не допущу, чтобы среди них оказался и мой секрет. — А если я все же выживу?

— Если выживешь и я снова тебя увижу… возможно, передумаю. — Она подозрительно смотрит на него. — Возможно.

Сейчас они возле входа на скотобойню. Сигруд аккуратно опускает девушку на пол. Их маленький пузырь прошлого теперь довольно сильно трясется, словно ворота, в которые бьют тараном.