— Повернись-ка спиной, — попросил он.

— Мне казалось, видом сзади ты уже налюбовался.

В голосе Герберта послышался сдерживаемый смех.

— О да. Мне просто хотелось пощадить твою скромность: я намерен переодеться.

Бетани тут же отвернулась к стене. Тихо зашуршал шелк — трусы, надо думать. Загадочно зашелестел тонкий батист — рубашка, верно. А затем ткань поплотнее — неужели брюки? Бетани нервно сглотнула: в горле пересохло. Ну долго он еще?

— Можешь обернуться, — разрешил Герберт. — Теперь я вполне пристоен.

Ха! Много ли пристойности в мужчине, который, усевшись на кровати, натягивает черные шелковые носки на длинные, стройные ноги.

— Сейчас завяжу галстук — и мы готовы. — Герберт затянул шнурки ботинок и поднялся. — Кстати, не поможешь?

— У тебя опыта больше, — мягко возразила Бетани.

Ведь для того чтобы завязать галстук, ей пришлось бы подойти куда ближе, чем советовало благоразумие. Кроме того, пальцы у нее предательски дрожали.

Рука об руку они спустились к бассейну. В ветвях деревьев мерцали оранжевые и золотые фонарики, подвешенные на блестящих зеленых ленточках. Лимонно-желтые блики играли на поверхности воды. Напротив стеклянных дверей красовался огромный стол, накрытый на восемь персон. Тускло поблескивало столовое серебро, подрагивало пламя свечей.

— Как красиво! — восхищенно охнула Бетани.

При виде простодушного восторга своей спутницы Герберт испытал неизъяснимую радость. И куда только подевался привычный цинизм? Но кто бы упрекнул эту женщину в корыстном расчете, взглянув на алые губки, сложенные целомудренным бантиком! До чего хороша! На памяти Герберта секретарша его никогда не пользовалась яркой помадой. И этот пустячный штрих свершил невозможное: выглядела Бетани сексапильнее некуда!

— Может, пройдемся, пока никого еще нет? — предложил Герберт, но тут его внимание привлек звук шагов. — Смотри-ка, а вот и Ронни!

— О Господи! — взволнованно зашептала Бетани, вцепившись в руку своего спутника. — Что я ему скажу?!

— Спокойно. Расслабься. Будь самой собой.

— Но как?

— Бетани, даже голливудские знаменитости — такие же люди, как ты или я.

— Куда это вы спрятались? — раздался знакомый, чуть растягивающий слова голос, и Бетани впервые в жизни представилась возможность полюбоваться на голливудскую знаменитость вблизи. Что называется, лицом к лицу.

Молодая женщина изумленно заморгала. Ронни Коннолли оказался совсем не таким, каким рисовало ей воображение. Высокий, угловатый и ничем не отличается от простых смертных! Брюки из рубчатого вельвета кажутся слишком жаркими для такого вечера, рубашка выбилась из-под пояса. Густые, встрепанные волосы… и совершенно колдовские глаза. Ярко-голубые, завораживающие — голубее неба, голубее моря, голубее чего бы то ни было.

Вот он подошел совсем близко, внимательно оглядел Бетани, чуть заметно свел брови.

— Привет! Ну и кто же эта раскрасавица?

Голос его, негромкий и глуховатый, с безупречными интонациями, звучал чуть застенчиво.

— Я Бетани… Я здесь с Гербертом, — смущенно представилась молодая женщина.

— Добро пожаловать, Бетани по прозвищу «Я здесь с Гербертом»! — Он галантно поднес к губам руку молодой женщины. — Несказанно рад знакомству.

Бетани зарделась от удовольствия, а Герберт не удержался от смеха.

— Чертовски рад тебя видеть, Ронни! Славно, что ты приехал. Знаю, что дни у тебя расписаны по минутам, но как не выкроить вечер для старых друзей, верно!

— Ох, только не надо про расписания, — комично вздохнул Ронни. Сейчас он до того походил на недовольного жизнью мальчишку, что Бетани отчаянно захотелось погладить его по головке и угостить чем-нибудь вкусным. — Я только что закончил сниматься во Флориде, а на следующей неделе — добро пожаловать в Ноттингэм! — Он оглянулся. — Надо срочно выпить.

— Надо — значит, будет! — пообещал Герберт, указывая на столик, притулившийся под раскидистым деревом. — Пойдем посидим вон там, поговорим по душам, пока остальные не подоспели.

Тут Герберт, подхватив Бетани под руку, решительно увлек ее в нужном направлении. Молодая женщина настолько оторопела от подобной вольности, что едва сумела оценить по достоинству невероятный факт: она сейчас окажется за одним столом с Ронни Коннолли и станет, как ни в чем не бывало, пить с ним шампанское!

Когда все трое уселись, Герберт извлек из ведерка со льдом запотевшую бутылку. От смущения Бетани лишилась дара речи. Но никто вроде бы этого не заметил, и менее всех — Ронни. Он извлек из мятой пачки сигарету, закурил, и на лице его отразилось неизъяснимое блаженство.

— А мне казалось, ты бросил, — ехидно сказал Герберт.

— Совесть, умолкни! — отмахнулся Ронни и снова перенес все свое внимание на молодую женщину. — Я представлял вас совсем иначе.

— Но вы же вообще не знали, что я приеду! — изумилась Бетани. — Как вы могли ожидать чего бы то ни было?

— Вы первая из дам Герберта, с которой меня познакомили, — начал Ронни, переводя взгляд с Бетани на друга.

— Да, но я не…

— Ты вовсе не моя дама, так? — безмятежно отозвался Герберт. — Верно, сокровище мое, давай отстаивай свою независимость! Хотя, сдается мне, в том, что касается женской эмансипации, Ронни тебе сто очков вперед даст!

— Как мило с твоей стороны доканчивать за меня фразы, — с досадой фыркнула Бетани.

— Всегда рад услужить, — усмехнулся Герберт и вдруг с ужасающей отчетливостью понял, как жаль ему будет расставаться с ролью пылкого поклонника.

Он властно положил руку на обтянутое изумрудным шелком колено.

— Если вы не прочь побыть вдвоем, только скажите, и я оставлю вас, — протянул Ронни. — Выбор за вами: да или нет?

— Нет! — твердо объявила Бетани.

— Так где вы познакомились? — полюбопытствовал Ронни.

Последовала неловкая пауза.

— Мы… э-э-э… вместе работаем, — неохотно признался Герберт. — Бетани — моя… э-э-э…

— Кто-кто? — изогнул бровь Ронни.

Герберт нахмурился. Сказать как есть — и возникает этакое приниженное, раболепное существо. А ведь Бетани совсем не такая, нет!

— Бетани — моя секретарша.

— Ух ты! — удивился Ронни. — Служебный роман! Вот уж не ожидал от тебя!

А Бетани подумала о том, как приземленно и обыденно выглядит их мнимая связь, если называть вещи своими именами. Ей отчаянно захотелось запротестовать, отстоять чудесную неповторимость их любви — да только ведь никакой любви и в помине нет!

— Ну, и каков наш Герберт в роли босса? Небось, командует вами вовсю?

— Пытается.