– Думаете, он прячется? А если он убежал куда-нибудь далеко?

– Каким образом? Морем? Но он его смертельно боится. Да и куда ему ехать? Кроме здешних жителей, он знает только месье Ингу, своего крестного, и мою кузину Флору, свою крестную. Но я не представляю, как бы он решился отправиться в Париж без денег и без коня. Да и в Шербург он вряд ли пойдет, Жозефа Ингу там наверняка нет... Вы предупредили жандармов?

– Да. И еще послал Дагэ в Сен-Васт известить власти и предупредить доктора Аннеброна, они прочешут побережье.

Гийом поднялся и подошел к двери, ведущей в сад, его привлек стук копыт скачущей галопом лошади.

– Вы правы, Жозеф не в Шербурге, – сказал он Розе. – Вон он, подъезжает по главной аллее.

Роза вскочила:

– Он здесь?

– Если это не он, то его двойник.

Действительно, возле парадного подъезда замка с лошади в буквальном смысле свалился шербурский адвокат. Но в каком виде! Чумазый, в заляпанном грязью костюме от лучшего лондонского портного...

– Бог мой! У него ужасный вид! – воскликнула Роза взволнованно. – У Бугенвилей явно что-то произошло.

Они с Гийомом поспешили навстречу путнику, которому невысокий крестьянин помогал подняться с земли. При ближайшем рассмотрении они обнаружили, что у Ингу покрасневшие глаза и искаженные черты лица.

Долгие годы странные узы, вроде бы тончайшие и вместе с тем очень крепкие, связывали Жозефа с адмиралом и особенно с его юной женой Флорой де Монтандр, кузиной Розы. Это походило на куртуазную любовь, которую рыцари Средневековья дарили даме своего сердца.

В тот день, когда он впервые увидел золотистые волосы, фигурку нимфы и небесно-голубые глаза мадам де Бугенвиль, Жозеф, богатый и ленивый адвокат и убежденный холостяк, решил посвятить ей свою жизнь. Ловко лавируя между ролями дамского угодника и друга семьи, он нашел все же место возле четы Бугенвилей, не позволяя при этом себе ни малейшей надежды. Флора, и он знал это, обожала своего мужа, хотя тот был гораздо старше ее, и в те долгие дни, пока она жила в замке де Суисн в Иль-де-Франсе или в Бекетьере в Котантене, адвокат ни разу не признался молодой женщине в своей страсти, понимая, что любимая не могла ответить ему взаимностью. Более того, он не сомневался, что она выставит его за дверь при первом же неуместном слове. И вот между двумя партиями в шахматы с великим навигатором он сопровождал Флору на верховых прогулках по обширным розовым плантациям или в ее благотворительных поездках по деревням. А иногда помогал перематывать шерсть, счастливый от одной ее улыбки, одного ласкового взгляда прекрасных любимых глаз.

Дети Флоры любили его, считая старым дядюшкой, хотя он был гораздо моложе их отца. Дело в том, что лет с двадцати Жозеф Ингу выглядел рано постаревшим мужчиной: необычайно подвижное лицо рано покрылось сетью морщин, белый парик давно вышел из моды, но он упорно продолжал носить его, так как это позволяло брить голову и не задумываться, как уложить чрезвычайно непослушные волосы. В результате в течение многих лет он выглядел одинаково, что теперь, в преддверии пятидесяти, было вовсе немаловажно.

Этим утром Ингу выглядел совершенно лишившимся сил. Он почти упал в руки Тремэна и едва смог запечатлеть на запястье Розы почтительный, но невнятный поцелуй.

– Мадам, – выдохнул он наконец, – я прибыл за вами. У вашей кузины большое горе, и она просит вас приехать. Флора крайне нуждается в вашей заботе...

– Боже мой! – воскликнула мадам де Варанвиль, думая, что догадывается, в чем дело. – Ее супруг не...

– Нет. Благодаря Господу наш друг Бугенвиль вполне здоров, но для него это тоже жестокий удар. Речь идет об их втором сыне, Армане...

И адвокат рассказал о драме, произошедшей в замке де Суисн. Несколько дней назад тело шестнадцатилетнего подростка обнаружили в пруду имения, но никто точно не знал, что случилось. По официальной версии, Арман потерял равновесие во время рыбалки и упал в воду. В пруду действительно плавала небольшая лодчонка.

– Но Бугенвили подозревают, что дело, быть может, в несчастной любви. – Обычно холодные глаза Жозефа наполнились слезами.

Роза вскрикнула от ужаса и боли:

– Этот ребенок сам... Нет! Невозможно!

– К несчастью, эта версия вполне вероятна, и мадам де Бугенвиль буквально убита горем. Отчаяние доводит ее почти до безумия, и муж не знает, как ее успокоить. Он не перестает повторять, что это несчастный случай, запретил кому бы то ни было в доме говорить об обратном. Арман – жертва несчастного случая, и точка.

Это утверждение позволило похоронить его по-христиански: тело утопленника осталось в Суисне, а сердце в небольшой урне захоронили на древнем кладбище Святого Петра на Монмартре в семейном склепе Бугенвилей, кладбище было вновь открыто в прошлом году[6].

– Мадам де Бугенвиль, – вздохнув, закончил свой рассказ адвокат, – нуждается в женской поддержке. Вокруг нее одни мужчины! Из-за погоды сейчас, конечно, не самое приятное время для путешествий, но приближается Рождество, и адмирал по-настоящему обеспокоен. Армана больше нет в живых, как-то мадам де Бугенвиль переживет Рождество без него...

– Первое Рождество под звон колоколов спустя столько лет, – задумчиво сказала Роза. – Этот Бонапарт, подписав Конкордат с Римом, вернул нам священников и колокола. И теперь они будут звонить отходную по этому ребенку? Вы правы, моя бедная Флора так любила этот праздник. Вы правильно сделали, что приехали за мной. Я постараюсь послезавтра же выехать дилижансом в Париж. А вы за эти два дня немного отдохнете, ведь вы поедете со мной?

– Конечно... Я не очень навязчив?

– Разумно ли это? – вмешался Гийом. – А как вы поступите со своими домашними? Не хотите ли поручить мне приглядеть за вашими дочерьми?

– У вас и своих проблем достаточно. Спасибо, Гийом, я отправлю их в Шантелу. Моя тетя их обожает и будет рада принять. А Фелисьен прекрасно справится с хозяйством без меня.

Роза была уже мысленно поглощена предотъездными хлопотами, и Гийом решил оставить ее в покое. Сердце Розы, преисполненное любви, торопилось излить ее всю, до дна, на несчастную кузину Флору, безутешную мать. Вероятно, она подумала и о том, что в Париже сможет прижать к груди и обнять сына, своего Александра, но в этом Роза вряд ли призналась бы, наверняка сочтя, что при подобных обстоятельствах материнский эгоизм неуместен. Мадам де Варанвиль гордилась своим сыном, во-первых, потому, что он был очарователен, а во-вторых, потому, что обладал светлой головой, способностями и желанием учиться. Как и у любого ребенка из знатной семьи, у Александра сначала был домашний учитель, месье Эрбе, но ему было всего лишь двадцать пять лет и его призвали в армию. Во времена Террора детям мадам де Варанвиль помогала в учебе бывшая монахиня-бенедиктинка из аббатства Девы-Марии-Заступницы в Валони. Звали ее Мари-Габриэль де Манвиль, и была она крестницей мадам де Шантелу. В 1792 году аббатство разогнали, и Мари-Габриэль нашла приют в Варанвиле. Она была прекрасно образована и без труда заменила месье Эрбе, занялась она и обучением двух дочерей Розы: Виктории и Амелии.