последствия двух поражений. Прусские офицеры, будучи членами Тугенбунда[2], обладали сектантским пылом, но молодые войска не могли оправиться после проигранных сражений и стремительных отступлений. Русские были поколеблены намного сильнее пруссаков. Поскольку после пересечения Польши война для них из национально-освободительной превратилась в войну чисто политическую, они не желали терпеливо переносить ее тяготы. Кроме того, император Александр был вынужден вручить, наконец, командование Барклаю-де-Толли, единственному человеку, способному его осуществлять, хоть и непопулярному среди солдат, и тот попытался навести порядок в своей армии, но не преуспел среди сумятицы отступления. Он думал и с привычной жесткостью говорил вслух, что русской армии грозит распад, если ее не отвести на два месяца в Польшу для восстановления сил, и он не только говорил, но и хотел действовать соответственно. Потребовалось категорическое волеизъявление Александра, чтобы Барклай оставил дорогу в Бреслау, которая вела прямо в Польшу, и перешел на дорогу в Швайдниц. Там и надеялись остановиться, в знаменитом лагере Бунцельвиц, столь долго занимаемом Фридрихом Великим[3], по соседству с Австрией, на чем продолжали настаивать дипломаты коалиции.

Вскоре союзники были вынуждены признать, что у них нет другого выхода, кроме переговоров о перемирии, уже предложенных дипломатами воюющих держав. Договорились отправить во французскую штаб-квартиру посланников, одновременно попытавшись урезонить самых пылких противников перемирия обещанием отложить оружие только для того, чтобы вскоре вновь за него взяться, и тогда уже не слагать до полного уничтожения врага. Не ограничившись отправкой посланников в штаб-квартиру, отправили Нессельроде в Вену. Он должен был рассказать там об опасностях, которым подвергаются воюющие державы, невозможности для них дольше оставаться связанными с Богемией и о вероятности вынужденного отступления в Польшу, которое неминуемо повлечет за собой распад коалиции и потерю для Австрии уникальной возможности спасти Европу и саму себя. Нессельроде был вооружен мощным средством воздействия на Австрию – угрозой прямого соглашения России с Францией, соглашения, которое император Александр благородно отверг, но мог договориться о нем за считанные часы, ибо для этого ему следовало только допустить к себе Коленкура. Впрочем, на Венский кабинет воздействовало одно появление этого благородного человека на аванпостах, и Нессельроде по приезде в Вену предстояло обнаружить, что впечатление, которое он ожидал произвести этим доводом, уже произведено. Чтобы содействовать Нессельроде, Штадион также написал в Вену, написали и пруссаки, и все запугивали австрийский двор Коленкуром, требуя немедленного решения.

Итак, Нессельроде отбыл в столицу Австрии, а тем временем генерал Клейст со стороны пруссаков и граф Шувалов со стороны русских отправились к французским аванпостам. Они прибыли к ним 29 мая в десять часов утра и были приняты Бертье, тотчас доложившим о них Наполеону.

Тот был связан своим ответом и не мог отказаться от переговоров, хотя ему было выгоднее разбить и в беспорядке оттеснить союзников на Вислу, подальше от Австрии, которая наверняка не сделалась бы в этом случае их союзницей. Однако состояние кавалерии и желание завершить вторую серию вооружений, дабы суметь противостоять даже Австрии и заключить мир по своему усмотрению, склоняли Наполеона к заключению перемирия. Временным соглашением, которое намеревался заключить, он хотел сохранить Силезию до Бреслау и Северную Германию до Эльбы, включая Гамбург и Любек, независимо от того, будут ли эти города отвоеваны французскими войсками или нет. Кроме того, он хотел, чтобы военные операции приостановили не менее чем на два месяца и чтобы в продолжение этого периода гарнизоны крепостей Одера и Вислы не питались своими припасами, а снабжались продовольствием за деньги. Коленкур был отправлен 30 мая в Геберсдорф, расположенный меж двумя армиями, дабы вести переговоры на указанных условиях.

Он нашел прусского и русского посланцев чересчур пылкими и гордыми для их положения и почти непреклонными по трем следующим пунктам. Они не хотели оставлять на время перемирия город Бреслау, ставший второй столицей пруссаков; не желали уступать Гамбург, дабы не создать прецедент для окончательного присоединения ганзейских городов к Франции; и наконец, хотели, чтобы перемирие длилось не более месяца. Коленкур обсуждал с ними эти три пункта в продолжение десяти часов и ничего не добился. Он доложил об этом Наполеону, находившемуся в Ноймаркте, у ворот Бреслау.

Тон и требования союзников чрезвычайно разгневали Наполеона. Он приказал отвечать, что в перемирии нуждаются они, а не он; что если им угодно придать перемирию характер капитуляции, он двинется вперед, отбросит их за Вислу и будет громить с такой частотой, с какой они будут сталкиваться с французской армией. Он сказал, что согласился остановиться только для того, чтобы вернуть Европе надежду на мир, что хочет не меньше половины Силезии, не оставит Гамбург и если откажется от Бреслау, то из чистой любезности, ибо и так им владеет. Тем не менее Наполеон не был категоричен, дав понять, что Бреслау может стать эквивалентом Гамбурга. Но относительно продолжительности перемирия он оставался непреклонен, сказав, что выделять месяц для переговоров о множестве столь трудных предметов – значит заключать его в круг Попилия[4], в который он привык сам заключать других. В заключение Наполеон заявил, что, желая созыва конгресса, требует и времени для его результативного проведения.

Посланцы встретились вновь для обсуждения всех этих предметов в деревне Плейшвиц, договорившись о временной приостановке военных действий. Представители союзников продолжали держаться своих притязаний, не выказывая, однако, непреклонности, ибо настоятельно нуждались в перемирии. Наполеон, в свою очередь, получил известие, склонившее его к большей сговорчивости. Министр Маре, недавно прибывший из Парижа в Дрезден, приехал в Лигниц, дабы вернуться к дипломатическим обязанностям при штаб-квартире, и тотчас по прибытии встретился с Бубной, вернувшимся из Вены и привезшим подробные объяснения по всем пунктам, которые обсуждал с ним Наполеон в Дрездене 17 и 18 мая. Вот что рассказал о своей поездке и своих переговорах Бубна.

Вернувшись в Вену, он поведал о неожиданной уступке Наполеона, согласившегося призвать на конгресс представителей испанских повстанцев. Его доклад бесконечно удовлетворил Меттерниха и императора Франца, которым очень хотелось избежать войны. К тому же они были весьма довольны письмами Наполеона и до некоторой степени учли выказанное им отвращение к некоторым из предложенных условий. Они сочли, что Наполеон согласен на упразднение Великого герцогства Варшавского, его раздел в пользу Пруссии, России и Австрии и возвращение Австрии Иллирии, хоть он и не говорил Бубне об этом прямо. Но поскольку Наполеон упорно не желал отказываться от протектората над Рейнским союзом и возвращать ганзейские города, император Франц и Меттерних решились на некоторые поправки к этим двум пунктам и задумали следующие изменения, призванные спасти то, что Наполеон называл своей честью. Ганзейские провинции будут возвращены для