Я сгреб его за лацканы, прихватив немного его паршивой шкуры.

— Что-что, сучок?

— Он в задней комнате, сэр.

Сразу понял, с кем имеет дело.

Легендарный Фил Чикаго. Медвежатник, фальшивомонетчик. Руки по локоть в крови. Отпетый атеист.

— Никакого Шефа не существует, Кайзер. Это полная туфта. Сказки для малышей. И никогда не существовало. Есть синдикат, международный синдикат. В основном сицилийцы. Но никакого главного там нет. Ну, если разве что не считать Папы.

— Мне бы повидать его.

— Подумаем. — Фил подмигнул мне.

— Ты слышал что-нибудь о некой Клер Розенцвейг?

— Никогда.

— А Хизер Баткис?

— Погоди, погоди… Слыхал. Пергидрольная киска из Рэдклиффа[30]с вот такими буферами?

— Из Рэдклиффа? А говорит, из Вассара.

— Да? Врёт. Она профессорша в Рэдклиффе. Одно время путалась с каким-то философом.

— Пантеистом?

— Нет. Мне говорили, эмпириком. Стрёмный тип. Клал на Гегеля, вообще забил на диалектику.

— Понятно.

— Вот именно. Сначала он лабал джаз с двумя корешами, колотил по барабанам. А потом подсел на логический позитивизм. Дальше показалось мало — попробовал прагматизм. Последний раз я слышал о нем от его корешей: он их кинул на кучу бабок, чтобы дослушать курс по Шопенгауэру в Колумбии. Они теперь точат зуб, надеются, по крайней мере, добраться до его конспектов, худо-бедно отбить хоть что-нибудь на продаже.

— Спасибо, Фил.

— Не за что, Кайзер. Не за что. Ничего там нет. Одна пустота. Неужели ты думаешь, если бы я хоть столечко сомневался в полной бессмысленности бытия, я рисовал бы фальшивые чеки и дрючил сограждан, как я их дрючу? Вселенная сугубо феноменальна. Нет ничего абсолютного. И смысла никакого нет.

— Кто победил в пятом забеге на Акведуке?

— Санта-Бэби.

Я зашел к “О’Рурку”, взял пива и попытался свести все воедино. Но ничего не получалось. Сократ покончил с собой — по крайней мере, так говорили. Христа убили. Ницше сошел с ума. Черт возьми! Если Он существует, то явно не хочет, чтобы об этом узнали. Но зачем Клер Розенцвейг врала про Вассар? И что, если Декарт прав насчет дуализма Вселенной? А может, в точку попал как раз Кант, когда постулировал существование Бога через моральный императив?

Вечером я ужинал с Клер. Не прошло и десяти минут после десерта, как мы были в койке, и скажу тебе, приятель: пусть твоя западная мысль додумает остальное. Она показала мне такую акробатику, какую ты видал только на олимпиаде. Потом мы лежали височек к височку, ее светлые волосы разметались, наши тела так и не расплелись. Я курил и глядел в потолок.

— Слушай, Клер: что, если Кьеркегор прав?

— То есть?

— Что, если знать невозможно? Только верить.

— Полный абсурд.

— Не надо быть такой рационалисткой.

— Да нет, я вовсе не рациональна. — Она закурила. — Просто не хочу онтологии. Не сейчас. Если ты будешь настаивать, я… я просто не смогу.

Клер разволновалась. Я приподнялся и поцеловал ее. Зазвонил телефон, она сняла трубку.

— Тебя.

Это был сержант Рид из отдела по расследованию убийств, я узнал по голосу.

— Ну что, нашел Бога?

— Пока нет.

— Всемогущий Творец? Он же демиург, он же абсолют, он же начало всех начал и творец мироздания? Так?

— Все правильно.

— Только что в морг доставили одного жмурика. По приметам все совпадает. Тебе бы подъехать по-быстрому.

…Да, это был Он, никаких сомнений. И, судя по Его виду, работал профессионал.

— Когда привезли, он уже был готов.

— Где нашли?

— На складе по Деланси-стрит.

— Ну и какие идеи? Улики есть?

— Почерк экзистенциалиста. Сто процентов.

— Думаешь?

— По всему видно, плана у него не было. Чистая импровизация.

— Убийство в состоянии аффекта?

— Вот именно. Так что подозрения падают на тебя, Кайзер.

— На меня?

— Ну кто же в управлении не знает, как ты относишься к Ясперсу?

— Из этого следует, что я убийца?

— Пока нет. Пока подозреваемый.

Выйдя на улицу, я глотнул кислорода и попытался прочистить мозги. Потом схватил тачку, вылез в Ньюарке и прошел пешком квартал до итальянского ресторана Джордино. Там за укромным столиком сидел Его Святейшество. Папа Папой, что и говорить. Двое жлобов рядом с ним были мне знакомы по дюжине фотороботов.

— Садись, — сказал Папа, не отрываясь от феттучине, и сунул мне перстенек под нос. Я улыбнулся во весь оскал, но руки лизать не стал. Его это явно обломало, и я приободрился. Один — ноль.

— Съешь макарон?

— Нет, спасибо, Святейшество. А ты ешь.

— Вообще ничего не хочешь? А салатик?

— Я только что из-за стола.

— Смотри, воля твоя. У них тут готовят мировой соусок с рокфором. Не то что в Ватикане — там вообще прилично поесть негде.

— Слушай, Понтиф, я сразу к делу. Мне нужен Бог.

— Ты не ошибся дверью.

— Стало быть, Он существует?

Почему-то вопрос показался им очень смешным, все трое загоготали. Ублюдок рядом со мной сказал: “Неплохо! Малышу Пиноккио не терпится узнать, есть ли на свете Бог”.

Я повернулся вместе со стулом, чтобы занять позицию повыгодней, и опустил ножку ему на мизинец. “Прошу прощения”. Ублюдок налился кровью от ярости.

— Конечно, Он существует, Любошиц. Но связаться с Ним можно только через меня. Я единственный, с кем Он имеет дело.

— За что такая честь, отец?

— За то, что у меня есть красная сутана.

— Вот эта ночнушка?

— Не гони. Каждое утро я встаю, надеваю эту красную сутану и — бон джорно, следите за рукой! — превращаюсь в большую шишку. Все дело в том, как ты одет. Ну, сам подумай: если бы я ходил в трениках и спортивной куртке — оглянулся бы на меня хоть один католик?

— Значит, всё фуфло? Никакого Бога нет?

— Не знаю. Какая разница? Платят прилично.

— А тебе не приходило в голову, что однажды химчистка задержит твой красный балахон и ты станешь таким же, как все?

— А я сдаю в срочную, на сутки. Считаю, за спокойствие можно отдать пару лишних центов.