– Еще бы, – отозвался Энтони. – В этих стенах больше серебра, чем в сокровищнице банка Англии.

– Правда? – спросила Летти.

– Разумеется. Вавилон – богатейшее место в стране. Хотите узнать почему?

Они кивнули. Энтони щелкнул пальцами и поманил их за собой вверх по лестнице.

Лишь восьмой этаж Вавилона скрывался за дверями и стенами. Остальные семь представляли собой открытое пространство, не отделенное от лестниц, но на восьмом этаже лестница вела в кирпичный коридор, а тот, в свою очередь, – к тяжелой деревянной двери.

– Преграда для огня, – объяснил Энтони. – На всякий случай. Преграждает путь к остальному зданию, чтобы не повредить «Грамматики», если что-то взорвется.

Он навалился на дверь всем телом и толкнул.

Восьмой этаж больше напоминал мастерскую, чем исследовательскую лабораторию. Ученые стояли, склонившись над верстаками, как механики, орудуя разного рода инструментами для гравировки на серебряных пластинах всех размеров и форм. Помещение было наполнено гулом, свистом и жужжанием. Рядом с окном что-то взорвалось, посыпались искры, сопровождаемые градом ругательств, но никто даже не повернул голову.

Перед конторкой их ожидал дородный седовласый человек. У него было широкое морщинистое лицо, но глаза так сверкали, что ему можно было дать от сорока до шестидесяти. Его черную мантию магистра покрывал такой слой пыли, что она светилась при каждом движении. Когда он энергично говорил, его густые темные брови невероятно выразительно двигались, как будто вот-вот спрыгнут с лица.

– Доброе утро, – сказал он. – Я профессор Джером Плейфер, глава факультета. Я немного болтаю на французском и итальянском, но моя первая любовь – немецкий. Благодарю, Энтони, вы свободны. У вас с Вудхаусом уже все готово для поездки на Ямайку?

– Пока нет, – ответил Энтони. – Нужно еще взять учебник по патуа. Я подозреваю, что его снова забрал Гидеон, не расписавшись.

– Что ж, тогда займитесь этим.

Энтони кивнул, коснулся воображаемой шляпы, посмотрев на спутников Робина, и направился обратно к тяжелой двери.

Профессор Плейфер обратился к ним с сияющей улыбкой:

– Ну, вот вы и осмотрели Вавилон. И как у нас дела?

Некоторое время все молчали. Летти, Рами и Виктуар, похоже, были настолько же ошеломлены, как и Робин. На них разом вывалили столько информации, что в результате Робин не чувствовал земли под ногами.

Профессор Плейфер хихикнул.

– Понимаю. В первый день у меня было такое же чувство. Это как войти в зачарованный мир, правда? Как пировать на балу у фей. Как только узнаешь о том, что происходит в башне, обыденный мир перестает казаться интересным.

– Это потрясающе, сэр, – сказала Летти. – Невероятно.

Профессор Плейфер подмигнул ей.

– Это самое чудесное место на земле. – Он откашлялся. – А теперь я расскажу вам одну историю. Простите за излишнюю театральность, но мне хочется как-то отметить знаменательное событие, ведь это ваш первый день в самом важном научном центре в мире. Не возражаете?

Он не нуждался в разрешении, но они все равно кивнули.

– Благодарю. Итак, эту историю мы знаем от Геродота. – Он прошел взад-вперед перед ними, как игрок, отмечающий свою позицию на поле. – Он говорит, что египетский фараон Псамметих однажды заключил соглашение с пиратами Ионического моря, чтобы нанести поражение одиннадцати правителям, предавшим его. После победы над врагами он отдал союзникам большую территорию. Но Псамметих хотел получить гарантию, что ионийцы не обратятся против него, как когда-то прежние союзники. Он хотел предотвратить войны, основанные на непонимании. И поэтому отправил юных египетских мальчиков жить среди ионийцев и учить греческий, чтобы, когда вырастут, они служили переводчиками между двумя народами. Здесь, в Вавилоне, мы черпаем вдохновение от Псамметиха.

Его сверкающий взгляд остановился на каждом новоиспеченном студенте по очереди.

– Перевод с незапамятных времен служил посредником в достижении мира. Перевод делает возможной коммуникацию, а она, в свою очередь, уступает место дипломатии и сотрудничеству между разными народами, приносящим процветание всем. Конечно же, вы уже заметили, что из всех оксфордских колледжей только Вавилон принимает студентов неевропейского происхождения. Больше нигде в стране вы не увидите индусов, мусульман, африканцев и китайцев, которые учатся под одной крышей. Мы принимаем вас не вопреки, а благодаря происхождению. – Профессор Плейфер подчеркнул последнюю фразу, как будто это предмет для огромной гордости. – Из-за своего происхождения вы получили в дар языки, которыми не могут в той же мере овладеть рожденные в Англии. И вы, как и мальчики Псамметиха, расскажете о мировой гармонии и воплотите ее в жизнь.

Он сложил руки перед собой как в молитве.

– Вот так. Кстати, выпускники каждый год смеются надо мной из-за этой речи. Они считают это банальностью. Но, думаю, положение обязывает быть серьезным, вам так не кажется? В конце концов, мы собрались здесь, чтобы познать непознанное, познакомиться с незнакомым. Мы здесь, чтобы творить магию словами.

Робин решил, что это самое приятное, что он когда-либо слышал о своем иностранном происхождении. И хотя от этого рассказа у него засосало под ложечкой, ведь он читал Геродота и помнил, что те египетские мальчики были рабами, его все равно охватил восторг: возможно, инаковость не обречет его вечно жить на обочине, а наоборот, сделает особенным.

После этого профессор Плейфер собрал их за пустым верстаком для демонстрации.

– Так вот, простой обыватель считает работу с серебром равноценной колдовству. – Он закатал рукава до локтей и повысил голос, чтобы его было слышно сквозь грохот. – Они думают, будто сила пластин заключается в самом серебре, будто серебро унаследовало какую-то магическую субстанцию, способную изменить мир.

Он отпер левый ящик стола и вытащил оттуда гладкую серебряную пластину.

– И не могу сказать, что они полностью заблуждаются. В серебре и впрямь есть нечто такое, что делает его идеальным носителем наших идей. Мне нравится думать, что оно благословлено богами – в конце концов, для очистки мы используем ртуть, mercury, а Меркурий – быстроногий бог. Меркурий, Гермес. Не значит ли это, что серебро неразрывно связано с герменевтикой? Но давайте отбросим излишнюю романтику. Нет, сила серебряной пластины заключена в словах. А если еще точнее, в том свойстве языка, которое не способны выразить слова, и оно утрачивается, когда мы переключаемся с одного языка на другой. Серебро улавливает утраченное и воплощает его в жизнь.

Он поднял взгляд на их ошарашенные лица.

– У вас есть вопросы. Не волнуйтесь. Вы не начнете работать с серебром до конца третьего года обучения. У вас масса времени, чтобы до этого момента ознакомиться с теорией. А сейчас важно, чтобы вы поняли масштаб того, чем мы здесь занимаемся. – Он потянулся за гравером. – А именно заклинаний.

Он стал гравировать