Все эти картины мелькали перед глазами обоих принцев в течение многих лет, и они наверняка иронически комментировали эту сторону своей жизни. У братьев было похожее чувство юмора. Так же хорошо они понимали друг друга, когда речь шла о спорте. Однажды они разыгрывали партию в теннис перед множеством зрителей, и выиграл младший. Кстати, принц Уэльский серьезно относился к спорту и, чтобы оставаться в хорошей форме, привык пропускать ланч и ел только два раза в день, сохранив привычку на всю жизнь. В годы с 1930-го по 1935-й, которые оба принца провели в Англии, дружба между ними сохранялась неизменной. Братья во многом были похожи друг на друга: их роднила не только родственная привязанность, но и одинаковые социальные концепций. А еще они оба терпеть не могли официальных церемоний.

VI

И все-таки двор и общество ясно видели их различие, которое, судя по портретам братьев, никак не могло ускользнуть от пристальных глаз окружения.

Несходство принцев сказывалось и в отношениях их с отцом; хотя еще нескоро, только по прошествии жизни целого поколения, мы сможем прочесть мемуары о всех подробностях жизни двора, сегодня нам известно, что король Георг V больше узнавал себя во втором сыне, нежели в старшем. Честность, простота, вера в необходимость следовать традиции и любовь к ней сближали Альберта и отца, тогда как более сложная и утонченная личность Эдуарда, его решимость противостоять гнету той же традиции, всегда идти в ногу со временем должны были отдалять его от отца и младшего брата. Наследнику престола вменялась в обязанность даже большая послушность, чем младшему брату, а он, наоборот, требовал большей независимости. Слух, будто он добился от отца письменного признания этой независимости, неверен. В течение десяти последних лет правления Георга V Эдуард мог знакомиться с большинством официальных документов, но не с докладами правительства.

Если бы он хотел отречься от престола, то мог бы это сделать раньше, поскольку поводы для этого ему постоянно предоставлялись в последние годы жизни короля. Слухи, которые распространялись позднее, лишены оснований. За те двадцать пять лет, что он носил титул принца Уэльского, утверждал Эдуард в разговоре со мной, он даже не помышлял об отказе от своих обязанностей или прав. Мысль, что позднее он станет королем, радовала его — он хотел осуществить на практике свои социальные теории.

И отец и правительство были единодушны в том, что жизнь его должна быть строго регламентирована. Когда он упал с лошади во время скачек с препятствиями, депутаты в палате общин выразили протест: наследный принц не имеет права подвергать свою жизнь опасности. Когда они узнали, что однажды принц совершил полет без сопровождения пилота, поднялась настоящая буря. В 1928 году, после тяжелой болезни отца, принц Уэльский отказался от стипль-чеза, продал всех своих лошадей и занялся гольфом. Когда заболел отец, принц Альберт находился в Лондоне, но Эдуард, совершавший тогда поездку по Восточной Африке, потратил три недели на обратную дорогу, потому что воздушная связь с этим континентом еще не была налажена. В Африке у него началась малярия; и потом у Эдуарда случались малярийные приступы, от которых он спасался хинином.

Принц Уэльский торопился вернуться в Англию, к заболевшему отцу, когда в Адене его настигла новость: умер архиепископ Кентерберийский, и его преемником стал доктор Лэнг, бывший епископ Йоркский. Там, в Адене, он не мог знать, что в дальнейшем эта новость приобретет для него столь большое значение. Доктора Лэнга принц всегда терпеть не мог. Ну что ж, его возведение в высший религиозный сан в стране означало лишь одно: этот человек будет очень значимой фигурой в политической жизни Англии, потому что архиепископа Кентерберийского нельзя сместить, как премьер-министра.

Но самым важным пока было здоровье короля, и перемена к лучшему обозначилась как раз перед приездом старшего сына. Когда принц Уэльский подошел к изголовью отца, первое, чем тот поинтересовался, было:

— Как охота? Сколько вам удалось убить львов?

В вопросе не было ничего удивительного — каждый английский аристократ задал бы его своему отпрыску. Принц ответил, что он не пожелал охотиться, и ответ его тоже не удивителен, потому что только еще раз подтверждает несхожесть отца и сына. Принц Уэльский, как и многие прошедшие мировую войну, после гигантской охоты на человека почти полностью отказался от охоты на дичь; крупных африканских хищников он предпочитал снимать на пленку. Он охотился с кинокамерой, убив одного-единственного льва, да и то лишь чтобы не нарушать традицию. У принца Уэльского была репутация отличного стрелка, и он мог позволить себе гуманное отношение к диким зверям.

В те годы подобные поступки шокировали не только короля, но и общество. Неужели будущий король больше не стреляет в Виндзорском парке оленей и фазанов, как делали это его предки пятьсот лет? Что за король, предпочитающий гольф и танцы классической ловле лосося? Принято ли, чтобы король сам занимался садоводством, вместо того чтобы поручить садовникам заботу о клумбах и кустах? Возможно ли королю скучать в Бэлморале и уединяться в каком-то безвестном заброшенном замке? Подобает ли монарху, который приближается к сорока годам, быть столь легкомысленным, чтобы не озаботиться до сих пор продолжением рода, не завести жену и детей? Что это за личность, явно враждебная лицемерию, приличиям и предпочитающая искренность? Наконец, что это за король, который бывает в рабочих кварталах?

Последнее было хуже всего. Принц Уэльский в течение четырех лет войны видел вокруг себя солдат, то есть народ. Он был наблюдательный и вдумчивый человек и потому понимал, что устаревшая монархическая идея нуждается в обновлении, но в обновлении снизу, и поэтому все больше отдалялся от общества, которое веселилось и сорило деньгами. А вот такие мысли уже крамола, и лондонский свет, правящий Империей, считал принца Уэльского опасным — пока не очень, но в будущем весьма и весьма.

Да, в Эдуарде начали видеть угрозу для общества. Как он осмелился во время великой забастовки внести деньги в шахтерскую кассу? Он считал для себя обязательным посещение нищих кварталов. Как-то 1923 году в рабочем районе он незаметно стоял в большом темном зале, где раздавали бесплатный суп. Голодные протягивали миски. Худые лица, ветхая одежда. Принц тихо сказал своему спутнику:

— Смотрите, вон там мужчина, у него под пиджаком нет рубашки.

Выйдя из столовой, спросил:

— Что я могу для них сделать?

В таком движении души нет ничего необычного. У его отца тоже было доброе сердце, и он занимался благотворительностью. Но окопный принц, как звали его солдаты, обладал настоящим жизненным опытом, которого до него не имел ни один монарх; к тому же природа наградила его большей восприимчивостью — он больше замечал, слышал то, что другие пропускали мимо ушей. В отличие от родителей, он помнил глаза голодных и униженных, когда слуга распахивал перед ним дверцу автомобиля, когда лифт поднимал Эдуарда в роскошные залы его замка.

Да, этот принц, кажется, решил заботиться о рабочих. Если сегодня он мало что способен сделать, то завтра, когда займет трон, будет представлять реальную опасность. Здоровье короля ухудшалось, и нервы у общества были на пределе. В этом народном любимце стали видеть революционера, пресловутого «большевика». Да, в доверительных разговорах принца Уэльского начали награждать подобными эпитетами, хотя он нисколько не напоминал ни революционера, ни «большевика». Уж если сравнивать его с кем-то, то он был похож на Мирабо или, если обратиться к нашим временам, на президента Рузвельта — оба они от рождения принадлежали к сословию богатых и влиятельных людей. Судьба наградила Эдуарда огромными возможностями; осознавая это, будущий король чувствовал себя обязанным бороться с нищетой, в том числе и затем, чтобы сгладить социальные противоречия, которые, как видно было на ближайших исторических примерах, вели к свержению существующей власти. Кстати, деятельность Мирабо и Рузвельта также была направлена на предотвращение революции. У принца Уэльского имелись не менее веские причины не желать революционного взрыва — он думал о защите своей династии и своего наследия.