вкусов и взглядов, то новые медиа, по словам аналитиков, «нишефизируют» аудиторию, приучая ее к многообразию персонализированных отношений к информации, получаемой из Интернета. Поэтому о необходимости новых подходов к изучению публичной сферы в условиях бурного развития процессов трансформации медийных технологий говорится во многих работах современных коммуникативистов. Онлайновый журнализм, по их наблюдениям, «имеет тенденцию становиться более самоизолирующимся и основываться на самоселективности и персонализации». Критерии для таких качеств формируются тоже нередко с претензией на защиту собственных представлений и свободы их выражений в публичной сфере. На самом деле «это подтягивает к жанрам приватной коммуникации», а «ответственность, которая обычно олицетворяла публичную коммуникацию (публичность), в меньшей степени принимается во внимание как естество такой интерактивности»[185].

Разумеется, не следует категорично утверждать, что в сетях Интернета ответственность игнорируется вообще, но пониматься и выражаться в этой сфере она может по-иному, нежели в традиционных СМИ, из-за меняющегося статуса как журналистики, так и аудитории, способных выступать в роли и приобретателей, и распространителей разнообразной информации одновременно. Благодаря этому «реальная информация и коммуникация в Интернете продуцируются и потребляются в культурном, демократическом и политическом плане сегментами публики»[186]. Тогда как более целостное представление о публичной сфере могли создавать прежние концепции, скоординированные с деятельностью традиционных СМИ, а не с новыми электронными медиа, сопряженными с тенденциями к дифференциации их меняющейся роли в современном медиапространстве мира.

Словом, в коммуникативистике различия между традиционными и новыми медиа изучаются тщательно и осмотрительно, так как процессы их трансформации продолжаются и следы этого ощутимы в различных областях жизни, включая и такую, казалось бы, основанную на древнейших традициях сферу духовности, как религия. По наблюдениям аналитиков, возникает так называемая «киберрелигия», а это чревато отклонениями распространяемых в Интернете ее концепций от строгих догматов церкви. Индивидуализируясь, идеи «киберрелигии» «превращают религию в более персональный, нежели социальный предмет»[187].

Таким тенденциям способствуют стремления к изощренной имитации реальности в виртуальных имиджах, создаваемых на экранах видеотехники и особенно в компьютерных играх, к которым зрители обращаются не только с развлекательными, но и познавательными целями. Игры действительно могут помогать развитию творческих потенций людей, проверке их знаний и постижению новых с помощью креативного воображения. Они полезны для профессиональных тренировок в области разных специальностей и для занятий в учебных заведениях. Но в этой деятельности необходимо понимание и соблюдение различий между реальностью и ее имитацией, чтобы не подменялись познавательные цели беспредельным фантазированием, провоцирующим отказ от здравомыслия в конструировании имиджей, римейков и пародий, насыщенных искажениями ценностей и устоев культуры и науки.

Это условие коммуникативисты рекомендуют учитывать при внедрении компьютерных технологий в различные сферы жизни, включая и экспериментальную экономику, которая также «открывает как новые возможности, так и новые проблемы»[188], обладая большими образовательными и коммуникационными потенциалами, но вместе с тем и заостряя вопрос о качестве знаний, обретаемых именно таким образом. Должно быть, не следует оставлять в тени вопрос о последствиях чрезмерного увлечения виртуализированными играми с экономикой вместо более реалистического применения методов ее развития и изучения без технологического детерминизма, но с большим вниманием к конкретным человеческим факторам и измерениям социально-культурного прогресса.

Темы для новых дискуссий в ходе развития процессов трансформации медийных систем в коммуникативистике возникают постоянно. И чем больше полемических мнений высказывается, тем актуальнее становятся задачи совершенствования методологического базиса коммуникативистики и с ее помощью модернизации программ медиаобразования. Они должны носить разноаспектный характер, чтобы обучать граждан разных стран не только правилам пользования информационной техникой, но и умению верно понимать и оценивать происходящие в мире события, о которых сообщается в различных медиа, функционирующих в странах с разнообразными историческими традициями и условиями жизни. С этой целью предлагается концепция так называемой «транснациональной медиаграмотности»[189], то есть внедрения комплекса знаний, которые могут помочь предотвращать раздоры между странами и народами с различными этнорелигиозными и национально-культурными традициями и не вести информационные войны, убеждая журналистов в недопустимости провокационных публикаций и клеветнических заявлений в адрес тех или иных стран. Транснациональная медиаграмотность, по мнению автора статьи на эту тему, опубликованной в журнале «Нордиком ревью» в 2009 году, подразумевает «сочетание локальных и глобальных перспектив в журнализме»[190] и «сотрудничество между исследователями медиа и педагогами, выходящее за пределы континентальных барьеров»[191].

Резюмирующим дополнением к этим доводам могут служить прогностические идеи о будущих результатах медийнотехнического прогресса, публично высказанные профессором Амстердамского университета Сисом Хамелинком. Известный представитель академических кругов глобализирующейся коммуникативистики с позиций защитника ее гуманитарной миссии предсказывает возможность дальнейшего совершенствования технологических способов удовлетворения человеческих потребностей в коммуникабельности, не исключая, однако, и то, что этот процесс «вызывает новые и сложные вопросы о будущем человеческих коммуникаций»[192]. Многие препятствия, мешавшие людям в их прошлой истории распространять сообщения без ограничений в расстоянии, скорости, объеме, надежности, а также из-за языковых различий, теперь могут преодолеваться с помощью технической аппаратуры даже в глобальном масштабе. Среди различных инноваций машинного интеллекта и робототехники в недалеком будущем может ожидаться развитие коммуникаций как между машинами, так и между людьми, животными и растениями, «телепатические коммуникации» и даже «кибербессмертность».

Но для умения создавать такую высокоразвитую технику и благоразумно с ней обращаться люди должны много знать и постоянно учиться в целях мирной жизни в этих условиях, а машины тоже должны быть приспособленными к особенностям людей. По мнению ученого, необходимо иметь представление «о темных сторонах некритичного благоговения перед развитием науки и техники. В последние десятилетия наука и техника приблизили человечество к разрушению планеты, а благодаря возникновению конвергирующихся технологий и вымирание человеческого рода становится весьма реальной возможностью»[193].

Допустимость такой мрачной перспективы Хамелинк объясняет гонкой ядерного вооружения и другими проявлениями возможности безответственно совершать разрушительные действия, когда техника оказывается в связи с военными и коммерческими интересами как с «важной движущей силой». К чему это может привести, если развитие технологий не будет тестироваться с помощью человеческих стандартов прав, достоинства, безопасности и автономии? Гуманный ответ коммуникативиста на этот вопрос, призывающий основательнее задумываться над смыслом человеческой жизни и судьбой цивилизации на Земле, гласит: «Какой бы ни была позиция, которую можно иметь в отношении конвергентной технологии, не может быть ни малейшего сомнения в том, что человечество участвует в процессе развития новых орудий, чреватых далеко идущими последствиями. Обретение гуманной перспективы для будущего требует решающих выборов. Такие выборы должны быть результатом социально-обширного и транспарентного дискурсивного процесса, включающего всех, кого это волнует»[194].

Эти идеи подтверждают необходимость и в нашей стране шире и глубже изучать научный опыт зарубежной коммуникативистики и результаты включать для обсуждения в программы журналистского