это время у нее по полдюжины мужиков каждую ночь бывает. Что за романтик! Что за безнадежный идиот!

– Толли, заткнитесь, – предупредил его я. – Если бы вы не были педиком, я уже заехал бы вам по носу.

– Вот за что я вас люблю, старина, – сказал Толли. – Большинство мужчин заехали бы мне по носу именно потому, что я педик.

– Теперь я совершенно уверена: вы очень-очень славный, Недди, – сказала Маргарет. – Нынешним мужчинам так недостает романтики и рыцарства.

– Потанцуем, Мэг? – предложил я.

– Я уж думала, вы никогда меня не пригласите.

Я успел выучить движения мексиканских танцев, и, могу похвастаться, я любимый партнер девушек из кантины. Все знают, что я питаю слабость к Магдалене, но, поскольку патрон хмурится, когда девушки вступают с посетителями в личные отношения, я не могу с ней танцевать так часто, как хочется, то я танцую со всеми.

– По-моему, ваша подружка ревнует, – заметила Маргарет, когда мы вернулись за столик. Вечер выдался тихий, и Магдалена сидела за столиком с двумя другими девушками. – Если бы могла, она меня убила одним взглядом.

– Вы думаете? – удивился я.

Тут к нам подошел шеф Гетлин и похлопал меня по плечу.

– Я вас прерву, сынок, – сказал он мне.

– Вам бы лучше спросить разрешения у дамы, шеф, – с казал я.

Гетлин невзлюбил меня с самого начала, потому что я повсюду ходил с Толли. Так сказать, за компанию.

– Смотрю, вы только с педиками танцуете, мисс Хокинс, – обратился Гетлин к Маргарет. – Вам бы стоило для сравнения попробовать настоящего мужчину.

Маргарет рассмеялась.

– В любом случае спасибо, сэр, – сказала она, – но мне нравятся педики.

– Эй, я не педик, – запротестовал я.

– Ладно, мэм, – Гетлин не обратил на меня внимания и приподнял перед Маргарет шляпу. – Как скажете. Но если передумаете, вам стоит только сказать. – Гетлин проследовал к столику, за которым сидели девушки, и протянул руку к Магдалене. Она со страхом взглянула на него, но все-таки встала и пошла с ним на танцевальную площадку.

– Огромное вам спасибо, Маргарет, – с чувством сказал я. И заметил, что она смотрит на Гетлина с каким-то странным, задумчивым выражением на лице.

– За что же спасибо, милый? – спросила она. – За то, что не сумела защитить вас от обвинения в том, что вы педик, или за то, что навела шефа полиции на вашу подружку?

Я ненадолго задумался над ее словами.

– И за то и за другое, наверно, – сказал я наконец.

– А знаете, он не так уж непривлекателен, – заметила Маргарет.

– Господи Иисусе! Он что – нравится вам, Мэг?

Маргарет пожала плечами.

– Наверно, он напоминает мне отца, – сказала она.

– Тогда, верно, ваш отец – настоящий придурок.

– Так и есть, – рассмеялась она.

– Магдалена его боится, – сказал я.

Маргарет немного помолчала.

– Да, – проговорила она наконец. – И, вероятно, правильно делает.

24 апреля 1932 года

Этим утром я отправился фотографировать для газеты проводников-апачей. Раньше думали, что это сделает Большой Уэйд, но он, как всегда, был с похмелья и послал меня. Апачи поставили свои палатки в небольшой сикаморовой рощице в каньоне за чертой города. Они добирались сюда за триста с лишним миль из резервации Мескалеро в Нью-Мексико, а ведь один из них – глубокий старик.

Я подъехал к лагерю на своем «родстере» и как раз доставал из машины камеру, когда ко мне подскочил молодой индеец; его глаза сердито сверкали.

– Что вам тут надо?

Ему было лет двадцать пять, широкое волевое лицо, темная кожа. Уж не знаю, чего я ожидал… боевой раскраски и томагавка, наверно, но, должен признать, как фотограф я испытал разочарование, потому что на нем была самая обычная одежда – рабочая рубашка, комбинезон и ковбойская шляпа; черные волосы коротко подстрижены, совсем как у белых мужчин.

– Я от «Дуглас Дейли Диспетч», – ответил я. – Меня послали сделать ваши фотографии.

– Вся беда с вами, белоглазыми, – проворчал он, – в том, что вы не умеете себя вести. Приходите без разрешения и хватаете без спросу.

– Это не повод для вас проявлять недружелюбие, – сказал ему я. – Вы ведь не дали мне возможности попросить разрешения. – Произнося это, я вспоминал наставления Большого Уэйда: «Никогда не проси разрешения фотографировать. Это первое правило фотожурналистики. Если собираешься стать профи, считай, что тебе Богом дано право снимать кого угодно, где угодно и когда угодно».

– Ладно, давайте, просите разрешения, – сказал индеец.

Я протянул ему руку.

– Меня зовут Нед Джайлс. Я работаю для «Дуглас Дейли Диспетч». Я хотел бы сфотографировать вас.

Он подошел ко мне вплотную.

– Нет, – отрезал он. – И если вы не уберетесь, я вашу камеру вдребезги разнесу.

– Только попробуйте, получите по носу.

Индеец с минуту смотрел на меня, а потом начал хохотать.

– Что тут смешного? – поинтересовался я.

– В былые дни мы взяли себе за правило убивать белоглазых, стоило им показаться, – ответил он. Мы подолгу мучили их, убивали очень медленно, стараясь продлить страдания. Но вам повезло. Вы слишком глупый, чтобы меня бояться.

– А почему я должен вас бояться?

– Вы много чего не знаете, верно ведь, белоглазый? – сказал он.

– Наверно, не знаю, – признал я. – Я из Чикаго.

– Пожалуйста, простите моего внука, – проговорил подошедший к нам старик. Он был невысокого роста, очень подвижный, хотя и старый, с широкой грудью и гораздо более фотогеничный, чем внук. Его лицо и руки цветом и видом напоминали старую потрескавшуюся кожу, седые волосы забраны в хвост длиной до середины спины, на голове большая круглая соломенная шляпа с широкой лентой, завязанной под подбородком, немного похожая на шляпы японских крестьян. Одет он был в заплатанные синие джинсы, подвернутые до щиколоток, и поношенную, тоже синюю рабочую рубаху, застегнутую до самого горла. На поясе висел мешочек из сыромятной кожи, а на шее – большой серебряный медальон на цепочке. Обут он был в мокасины с загнутыми вверх носами, отчего слегка напоминал эльфа, и передвигался, забавно переваливаясь, какой-то голубиной походкой. – Он – сердитый молодой человек, – объяснил мне старый апач. – А все потому, что в детстве его отослали в индейскую школу. Теперь он вернулся в резервацию, а там ему нечем заняться, кроме как ненавидеть белых людей. Что бы он вам ни наговорил, он на самом деле никого не убивал. – Старик протянул мне руку. – Меня зовут Джозеф Вейлор. А это – мой внук Альберт.

– Рад познакомиться с вами, сэр, – улыбнулся я. – Меня послала к вам газете, чтобы взять у вас интервью и сделать фотографии. Мне сказали, что вы были разведчиком у генерала Джорджа Крука.

– Много лет назад меня уже фотографировали, – сказал