не опасаясь собак, чтобы прислушаться и понять, гонятся ли они за нею. Дичь не станет бежать, если ее не преследуют – вот главный закон охоты. Если он погонится за ней снизу или если она услышит собак, она, конечно, станет карабкаться наверх. Так или иначе, Билли считал, что предугадал ее дальнейшие действия и вынудил искать убежище, к чему толкает каждого зверя инстинкт самосохранения. Прежде чем двигаться дальше, она дождется темноты, а значит, у него есть целых два часа до сумерек, чтобы найти ее.

Девочка, скорчившись в небольшой пещерке, припала в земле и слушала. Она слышала лай собак, однако они, по-видимому, остались там, где их привязали, потому что звук не приближался. Она слышала осторожное цоканье копыт мула, когда он взбирался по арройо; когда хребет остался позади, от топота копыт земля дрожала и эту вибрацию она чувствовала в своем убежище каждой косточкой. Она слышала позвякивание цепи, звук, который связан с собаками. Из всего этого она поняла, что старик белоглазый гонится за нею, что он проехал вдоль реки до склона, а теперь спешился и с ним по крайней мере одна собака.

Она теперь голая, однако на ней остались мокасины и матерчатая набедренная повязка, прикрывающая срам. Свой и так скудный запас корешков она потеряла. Она понимала, что ночь нужно переждать здесь, пещерка совсем небольшая и хорошо защищенная, но будет очень холодно. Она не боялась, что старик белоглазый найдет ее, по крайней мере не раньше, чем совсем стемнеет. На скалах почти не остается следов, а небольшой клочок песка и мелких камешков перед самым входом в пещерку она тщательно заровняла. Однако рано или поздно собака ее отыщет. А вот если она останется тут на ночь, то может совсем окоченеть, ведь укрыться-то нечем. Вот об этом она размышляла.

В пещерке сильно пахло кошачьей мочой, рядом с собой девочка нащупала небольшую кучку помета, значит, здесь пряталась перед окотом пума, а помет оставил ее детеныш. Девочка была почти уверена, что сегодня пума в свое логово не вернется, гораздо больше ее страшило, что прямо сейчас появится старик белоглазый. Донельзя изможденная, она, как смогла, вытянулась на полу пещерки. И уснула.

Индио Хуан, так его звали – человека, который однажды и навсегда навел мексиканцев на земли Людей. Он страдал змеиной болезнью, безумием, и лицо его было страшно изуродовано, а все потому, что, когда он был маленький, его ужалила в подбородок гремучая змея. Это Индио Хуан бесстрашно врывался верхом на коне во главе своих воинов в крошечные горные городки и кричал на всем скаку: «Я Индио Хуан!» Это он смеялся, глядя, как, вопя, разбегаются кто куда перепуганные горожане, а потом его люди убивали всех поголовно, и города пустели.

Это была идея Индио Хуана – похитить сына Хуэрты, хотя дед девочки, белый апач по имени Чарли, старался отговорить его. Хуэрта – богатая и влиятельная семья, и дед понимал, что ничего хорошего из похищения не выйдет, а мексиканцы только пуще разозлятся. Они с Хуаном громко ссорились из-за этого, но Хуан чокнутый, никто ему не указ, и чем больше Чарли убеждал его не трогать мальчика, тем сильнее укреплялся Хуан в своем решении сделать это. Зная, какие беды это навлечет на Людей, Чарли в конце концов собрал свой род и ушел подальше на юг, в укромный поселок в Синих горах.

Девочка грустила, когда дед уходил, и очень хотела пойти с ним. Ее отца несколько лет назад убили мексиканцы, а ее мать, Бешад-э, вышла замуж за двоюродного брата Индио Хуана. А тут еще ее сестра вышла замуж за самого Индио Хуана, вот так и получилось, что ей пришлось остаться с его родом. Так уж повелось у Людей.

Они засели на холмах над ранчо Хуэрты и терпеливо ждали, как умеют ждать апачи. За несколько недель они изучили весь распорядок жизни на ранчо: узнали всех его обитателей, узнали, кто, куда и когда уходит и приходит. Они узнали, по каким дням семья отправляется в церковь в деревню и в котором точно часу, знали, что мать Джералдо едет туда в одноколке, а ребенка сажает рядом с собой, а отец при этом обычно скачет рядом, посадив на седло перед собой маленькую дочку. Они узнали, что там, где дорога становится совсем узкой и петляет между скал, мужчина бывает вынужден поотстать, пропуская вперед коляску с женой и сыном. И именно в этом месте Индио Хуан рассчитывал захватить ребенка.

Девочке, небольшой и очень проворной, как раз такой, чтобы поместиться рядом с одноколкой, Индио Хуан поручил повиснуть на поводьях и схватить мальчика, пока сам он перережет женщине горло. Они вдвоем затаились, распластавшись на скале, а остальные с лошадьми ждали дальше на дороге. И, когда коляска оказалась точно под ними, бесшумно упали с неба – ничто, кроме внезапного дуновения воздуха, не предупредило несчастных пассажиров. Когда Мария Хуэрта оторвала взгляд от дороги, ей показалось, что перед ней, заслонив солнце, опустились две гигантские хищные птицы. Ее глаза расширились от ужаса, а Индио схватил ее за волосы, дернул голову назад и полоснул ножом по шее. В ту же минуту девочка легко вскочила на козлы, аккуратно положила свои руки поверх рук, все еще державших поводья, как если бы сама Мария Хуэрта стала соучастницей похищения. Она помнила, как в то утро смотрела на нее мексиканская женщина, как удивление в ее глазах сменилось ужасом, как пыталась что-то крикнуть сыну, но изо рта вылетел только последний вздох, как она подняла слабеющую руку, пытаясь зажать фонтан теплой крови, обрушившийся ей на грудь. За свою коротенькую жизнь девочка видела много насилия и смертей, ее воспитали в убеждении, что мексиканцы – это враги. И все-таки, глядя в глаза умирающей мексиканки, она видела в них только сердечную боль матери, которую отрывают от ребенка.

Тело женщины в нарядном платье беспомощной куклой вывалилось из коляски, на спину лошади запрыгнул Индио Хуан и перерезал поводья. Девочка сгребла орущего мальчишку, крепко обхватила его и вскочила на лошадь позади Хуана. И они помчались к своим. Позади муж и отец, Фернандо Хуэрта, оглушительно выл от ярости и горя, однако не мог броситься в погоню, потому что в седле перед ним по-прежнему сидела маленькая дочка.

Спала девочка недолго, проснулась освеженной и несколько минут лежала, прислушиваясь. Потом осторожно выглянула наружу, но из ее убежища вершину хребта было не разглядеть. Если двигаться медленно-медленно и осторожно, то