Обезьяна, стоявшая на пороге столовой, сделала два шага назад, и в чулане стало светлее. Если она посмотрит в мою сторону, то неминуемо заметит.

Я был готов сыграть в детскую игру и притвориться невидимым.

Однако носитель фонаря заметил в столовой что-то интересное и отвернулся. Собравшиеся на кухне дружно зароптали.

В углах снова сгустилась маслянистая тьма, и тут я услышал звук, который привлек внимание обезьяны. То был гул мотора. Или тракторного двигателя. Он становился громче.

Из передней части дома донесся тревожный крик.

Светоносец, застрявший в столовой, выключил фонарь.

Поисковая партия спешно покинула кухню. Под их лапами трещал линолеум, но никаких других звуков не раздавалось.

Выбираясь из столовой, они соблюдали тот же порядок, что и прежде, когда входили в бунгало с улицы.

Все это было проделано так беззвучно, что я не поверил в их уход. Казалось, обезьяны играют со мной и ждут за порогом. Когда я выйду с кухни, они столпятся вокруг, радостно завопят: «Сюрприз!» – вцепятся мне в глаза, разорвут губы и станут предсказывать будущее по моим внутренностям.

Рычание мотора становилось громче, хотя транспортное средство, производившее этот шум, находилось еще довольно далеко.

Я посвятил изучению Форт-Уиверна много ночей, но ни разу не слышал здесь механического звука. Обычно тут было тихо, как после конца света, когда перестает вставать солнце, звезды не меняют своего места на небе и единственным звуком становится тихий стон ветра, дующего неизвестно откуда.

Осторожно выбираясь из чулана для швабр, я вспомнил о вопросе, который задал Бобби, когда я попросил его прибыть по реке: «Идти крадучись или открыто?»

Я ответил, что красться уже не имеет смысла, но это не означало, что он может прибыть сюда под стук барабана и звуки фанфар. Наоборот, я велел ему беречь задницу.

Хотя мне не приходило в голову, что Бобби приедет в Уиверн, теперь я почти не сомневался, что приближается его джип. Черт, этого следовало ожидать. Бобби есть Бобби.

Сначала я подумал, что отряд испугался шума двигателя, что они сбежали из-за страха обнаружения и преследования. Большую часть времени они скрывались в холмах, в глуши, приходя в Мунлайт-Бей (ради чего, непонятно) только после захода солнца и предпочитая наносить свои визиты по ночам, под двойным покровом темноты и тумана. Но даже тогда они придерживались дренажных труб, парков, оврагов, пересохших русел, пустых автостоянок или просто перебирались с дерева на дерево. За редким исключением они не показывались и проявляли чудеса конспирации, перемещаясь среди нас так же незаметно, как термиты, грызущие стены домов, или дождевые черви, вскапывающие землю у нас под ногами.

Однако здесь, на привычной для них территории, реакция резусов на гул мотора могла быть более дерзкой и агрессивной, чем в городе. Они могли вообще бежать не от него, а к нему. Если обезьяны скрытно последуют за машиной, дождутся, пока водитель припаркует ее и выйдет наружу…

Звук мотора становился все громче. Машина находилась по соседству – возможно, лишь в нескольких кварталах.

Плюнув на осторожность и тряся ногой так, словно я хотел сбросить боль, как вцепившуюся в лодыжку дворнягу, я кое-как выбрался из кухни и прошел в оставленную обезьянами столовую. Судя по всему, в гостиной тоже никто не задержался.

Я добрался до окна, из которого следил за ними раньше, прижался лбом к стеклу и увидел на улице восемь-десять членов отряда. Они один за другим спускались в отверстие люка, в котором, видимо, уже исчезли их товарищи.

К счастью, Бобби не грозило, что ему оторвут голову, вычерпают ложкой мозг и сделают из черепа вазу для цветов, дабы украсить ею спальню какой-нибудь обезьяны. Во всяком случае, пока не грозило.

Резусы просачивались в отверстие, как вода или, скорее, как струйка ртути. Оставленная ими улица с рядами деревьев по краям тротуаров казалась не более материальной, чем сон, оптическим обманом искривленных теней и скудного света; можно было поверить, что отряд привиделся мне в ночном кошмаре.

Добравшись до входной двери, я вернул в кобуру запасную обойму, но продолжал сжимать в руке «глок».

Когда я достиг крыльца, крышка люка заскользила на свое место. Меня удивило, что обезьяны оказались достаточно сильными, чтобы орудовать таким тяжелым предметом снизу. Это было трудной задачей даже для взрослого мужчины.

Рев двигателя эхом отдавался от деревьев и стен бунгало. Машина была рядом, но я по-прежнему не видел фар.

Кода я вышел на улицу, все еще разминая затекшую ногу, крышка люка со звоном легла в предназначенное для нее гнездо. Я прибыл как раз вовремя, чтобы заметить блеск изогнутого конца стального крючка, выдернутого снизу из прорези в металле. Такими приспособлениями вооружены городские ремонтники, чтобы поднимать крышки, не поддевая их за край. Должно быть, обезьяны нашли или украли крючок; пара резусов, стоя на служебной лесенке, могла поставить диск на место, чтобы прикрыть свой отход.

Умение резусов пользоваться инструментами имело столь зловещие последствия, что об этом было страшно подумать.

Наконец между бунгало мелькнул свет фар. Автомобиль. Он ехал по параллельной улице, за домиками.

Хотя я не видел подробностей, но был уверен, что это Бобби. Похоже, то был мотор джипа, да и ехала машина в сторону торгового центра Мертвого Города, где мы договорились встретиться.

Я захромал вслед за удалявшимся шумом. Боль в лодыжке прошла, но мышцу продолжало дергать. Судорога могла вернуться в любой момент, так что о беге было нечего и думать.

Сверху донеслось хлопанье крыльев, разрезавших воздух, как кривые ятаганы. Я поднял глаза и с опаской пригнулся, когда стая птиц пролетела у меня над головой и исчезла в ночи.

Скорость и темнота помешали мне определить их вид. Это могла быть та самая таинственная команда, сидевшая на дереве, из-под которого я звонил Бобби.

Когда я добрался до конца квартала, стая кружила над перекрестком, словно дожидаясь меня. Я насчитал десять-двенадцать птиц. На сей раз их было больше, чем в ветвях магнолии.

Поведение птиц было странным, но я не думал, что они хотят причинить мне вред.

Но даже если я ошибался и они представляли какую-то опасность, сбежать от них было невозможно. Куда бы я ни пошел, они тут же последовали бы за мной.

Они летели медленнее, чем раньше; свет заходящей луны позволил мне рассмотреть их. Похоже, это были козодои. Мы вели с ними один образ жизни, и я хорошо изучил их повадки.

Козодои питаются насекомыми – бабочками, летучими муравьями, москитами, жуками – и съедают их на лету. Выхватывая из воздуха мошек, они мечутся взад-вперед, и их можно отличить не только по внешнему виду, но и по характерной манере летать.

Полнолуние предоставляло им прекрасные возможности для банкета; насекомые были видны как на ладони. Обычно в таких условиях козодои пируют, не зная отдыха и оглашая воздух пронзительными криками.