— «TAG Heuer»? Весьма недурно!

— Мне тоже так кажется. Когда он мне их преподнес, я от удивления поперхнулась.

— Он хорошо к тебе относится?

— Да, — кивнула Пэм. — И мне с ним тоже хорошо.

Малоун не знал, что ответить.

— Я заговорила об этом только по одной причине. Может, нам с тобой настало время помириться?

Они вошли в общий зал аэропорта, заполненный пассажирами, а также встречающей и провожающей публикой. Здесь их пути должны были разойтись.

— Ты не будешь возражать, если я поеду с тобой? — спросила Пэм. — Мой самолет в Атланту только через семь часов.

Малоун на протяжении нескольких последних минут мысленно репетировал слова прощания, желая, чтобы они прозвучали бесстрастно и небрежно.

— Хреновая идея, — ответил он. — Я должен работать один.

Ему не было необходимости произносить слова, которые вертелись в головах у обоих: «Особенно после того, что произошло вчера».

Пэм кивнула.

— Понимаю. Просто я думала о том, как скрасить время до отлета.

— А зачем тебе это? — осведомился Малоун. — Мне казалось, ты, наоборот, хочешь оказаться подальше от всего этого.

— Меня едва не убили из-за этого твоего Звена, вот мне и любопытно, что это такое. Кроме того, чем мне заняться в аэропорту?

Малоун должен был признать, что Пэм смотрится великолепно. Будучи на пять лет младше его, она выглядела еще моложе. А выражение ее лица напоминало ему ту, прежнюю Пэм, перед которой он когда-то не устоял: беззащитную, но в то же время независимую и влекущую. Веснушки, голубые глаза — все это вызвало в его сознании целую волну воспоминаний. Воспоминаний, которые он пытался загнать в самый дальний угол памяти, особенно после августа, когда ему стала известна правда относительно Гари.

Их супружество было долгим. Они жили одной жизнью, в которой было место и плохому и хорошему. Теперь ему стукнуло сорок восемь. Вот уже год, как они развелись, и шесть лет — как разошлись.

Может, действительно пришла пора переступить через все это? Что было — то прошло. К тому же его тоже нельзя назвать ангелом.

Однако с мирными переговорами можно было подождать, поэтому Малоун сказал:

— Тебе следует вернуться в Атланту и держаться подальше от неприятностей.

Она улыбнулась.

— То же самое я могу сказать тебе.

— У меня не получится. Но не сомневаюсь: твой новый мужчина будет рад тому, что ты вернулась домой.

— И все равно нам необходимо поговорить, Коттон. Мы еще много не сказали друг другу.

— Обязательно поговорим, но только после того, как закончится эта заваруха. А потом заключим мир. Согласна?

— Да.

— Я буду держать тебя в курсе относительно того, как идут дела, а за Гари ты не волнуйся, Хенрик за ним приглядит. Наш парень в безопасности. Телефонный номер Торвальдсена у тебя есть, звони, когда пожелаешь.

Малоун помахал ей на прощание и направился к выходу из здания аэропорта, намереваясь сесть в такси. Багажа у него не было. Если ему придется здесь задержаться, он сможет купить все необходимое позже, после того как найдет Звено. Но прежде чем покинуть терминал, ему было необходимо кое-что проверить.

Возле самого выхода Малоун остановился у стенда с бесплатными буклетами и взял с него карту города. Делая вид, что внимательно изучает ее, он на самом деле ощупывал взглядом толпу мельтешащих вокруг людей.

Он полагал, что Жердь дожидается, когда он выйдет наружу, если этот долговязый и тощий тип вообще идет за ним по пятам. Однако оказалось, что его «проблема» приклеилась к Пэм.

Вот теперь Малоун встревожился не на шутку.

Он сунул карту туда, откуда ее взял, и двинулся в обратном направлении. Пэм вошла в одно из многочисленных кафе, очевидно, намереваясь скоротать там оставшееся до отлета время, перекусить и выпить кофе. Жердь занял наблюдательный пост в магазине беспошлинной торговли, откуда кафе просматривалось как на ладони.

Очень интересно! Видимо, изюминкой сегодняшнего дня являлся не Малоун!

Он тоже вошел в кафе.

Увидев его, Пэм удивленно вздернула брови.

— Что ты здесь делаешь?

— Я передумал. Ты все еще хочешь отправиться со мной?

— Да, мне бы этого очень хотелось.

— Тогда пойдем. Но только с одним условием…

— Я поняла. Буду держать рот на замке.

Стефани подождала, пока слова Торвальдсена улягутся в ее мятущемся сознании, а потом тихо спросила:

— Ты — член ордена Золотого Руна?

— Уже тридцать лет. Я всегда полагал, что это не более чем своеобразный клуб для общения людей, обладающих властью и деньгами. Ведь именно этим мы обычно и занимаемся.

— В свободное время, когда не покупаете политиков и не даете взятки для получения новых контрактов?

— Будет тебе, Стефани! Ты прекрасно знаешь, как устроен мир. Не я устанавливаю правила, я всего лишь следую им.

— Расскажи мне все, что знаешь, Хенрик, и, пожалуйста, без всякого вранья!

— Мои агенты отследили действия двух убитых вчера мужчин вплоть до того момента, когда они находились в Амстердаме. У одного из них была подружка, и она сообщила, что ее любовник регулярно работал на некоего человека. Однажды она видела его, и, судя по ее описанию, мне кажется, что я его знаю.

Стефани молча ждала продолжения.

— Любопытно, но за столько лет пребывания в ордене я очень редко слышал о пропавшей Александрийской библиотеке, а ведь Альфред Херманн, занимающий нынче Синее Кресло, буквально одержим этой темой.

— Почему?

— Он считает, что из познаний древних можно сделать хороший гешефт.

— Но какая существует связь между двумя убитыми и орденом?

— Тот человек, которого описала женщина, работает на орден. Нет, он не является его членом, а всего лишь выполняет отдельные поручения. Что-то вроде наемника. Имени его она не знает, но ее любовник как-то раз упомянул при ней кличку, которую мне тоже приходилось слышать: Klauen der Adler.

«Когти Орла», — мысленно перевела для себя Стефани.

— А можно поподробнее?

— А можно — после того, как я сам узнаю хоть что-то стоящее?

В июне, когда Стефани впервые встретилась с Торвальдсеном, он не был столь приветливым и общительным, и из-за этого между ними сразу же возникли трения. Но с тех пор она поняла: этого датчанина нельзя недооценивать.

— Ладно. Ты говорил, что главные интересы ордена лежат на Ближнем Востоке. Почему?

— Спасибо, что не давишь на меня.