— Мне в самом деле очень приятно видеть вас, миссис Этуотер, — вдруг искренне и горячо произнес Хартвуд. От его прежней иронии не осталось и следа. Перемена была так очевидна, что этого невозможно было не заметить. — Всегда с теплым чувством вспоминаешь тех, кто был добр к нам в детстве. Вы, миссис Этуотер, конечно были ко мне очень добры.

Хартвуд выпрямился и встал из-за стола, в руке он держал бокал с вином. Жестом он показал лакею наполнить бокалы всех остальных гостей.

— Позвольте произнести тост. — Его голос звонко прозвучал на весь зал. — За женщин, которые любят нас.

— Отличный тост! Верно! — послышались со всех сторон одобрительные возгласы, и над столом поднялось вверх множество руке бокалами.

— И к черту всех других, которые не умеют любить! — Хартвуд тут же осушил бокал до дна и театрально швырнул его на мраморный пол. Бокал разбился на множество осколков. За столом воцарилась мертвая тишина. Руки с поднятыми бокалами замерли, растерявшиеся гости не знали, как им быть дальше. Наконец, со смущенно-виноватым видом, они поставили бокалы опять на стол.

Всех выручила леди Хартвуд. Она подняла руку, давая знать своему слуге, чтобы тот вывез ее из-за стола.

— Желаю всем спокойной ночи, — как ни в чем не бывало сказала она. — Я рада возвращению сына, но слишком неважно себя чувствую и не хочу портить всем настроение. Продолжайте веселиться. Мой сын сегодня в ударе. Думаю, представление, которое он устроил, доставит всем немало удовольствия. В конце концов, к нам в Брайтон не так уж часто приезжает цирк, так что наслаждайтесь.

— Эта шлюха должна уехать, — злобно проворчала леди Хартвуд.

Она лежала на кровати в своей спальне, занавешенной плотными темными гардинами. Сюда она пригласила сына вскоре после того, как разъехались гости. Как заметил Эдвард, она играла роль обиженной и оскорбленной матери, весь ее внешний вид, темные одежды — все, казалось, говорило о ее страданиях.

— Ты притащил ее сюда, чтобы досадить мне. Признаюсь, тебе это удалось. Но в своем желании позлить меня ты зашел слишком далеко. Твое оскорбительное поведение оттолкнуло мистера Снодграсса, теперь вряд ли он выдаст свою дочь за тебя.

— Матушка, ты меня удивляешь. С какой стати ты вдруг стала тревожиться о моем будущем? Ради всего святого, объясни мне, почему я должен жениться на этой бледной дурнушке, обвешанной драгоценностями?

— Перестань кривляться, ведь ты уже не ребенок, — буркнула мать. — Ты должен жениться, причем на богатой. Болезнь Джеймса окончательно расстроила дела нашей семьи. Денег, которые перейдут к тебе по его завещанию, все равно не хватит, чтобы поправить положение. Остается единственный выход — выгодная женитьба. Снодграсс — жалкий выскочка, но он хочет породниться с аристократами, дать своей дочери титул. Он был готов пойти на сделку, несмотря на твою дурную репутацию, но ты все испортил. Какое счастье, что твой умерший брат не знает, в каком бедственном положении мы оказались, и все по твоей вине!

Эдвард начал было что-то возражать, но мать тут же его перебила:

— Какой спектакль ты устроил во время обеда с ожерельем из сапфиров?! Разве можно быть таким вульгарным? — пожаловалась леди Хартвуд, вынула темный платочек, промокнула глаза и громко вздохнула: — Так бездумно потратить двадцать тысяч фунтов, чтобы купить эту старомодную, бесполезную побрякушку и надеть ее на куртизанку, тогда как мне приходится изворачиваться каждый месяц, чтобы заплатить жалованье прислуге.

— Не понимаю, каким образом мои расходы связаны с теми выплатами, которые полагаются тебе как вдове.

— Не понимаешь? — рассердилась леди Хартвуд. — Да ведь адвокаты посылают мне жалкие несколько фунтов в месяц. Эти крючкотворы говорят, что больше нельзя, что это все, что осталось от моего свадебного приданого. Все растрачено, деньги исчезли, мы разорены. Разумеется, ты ничего об этом не знаешь. Последние пятнадцать лет ты шатался по всему миру, гулял, сорил деньгами, не думая совсем о твоей несчастной матери.

— К чему эти напрасные упреки? Я шатался, выражаясь твоим языком, матушка, потому что ты сама, как мне помнится, запретила переступать порог твоего дома.

— А что мне оставалось делать после того, как ты погубил ту несчастную девушку и, кто знает, сколько еще других несчастных? — проворчала мать. — Впрочем, какое это сейчас имеет значение. Дело в том, что твой бедный несчастный брат, Джеймс, — она опять театральным жестом промокнула платком отсутствующие слезы, — так тяжело болел в последние годы своей жизни, что не мог уделять должного внимания управлению состоянием. И вот теперь у нас почти ничего нет.

— Ах вот в чем истинная причина твоей заботы обо мне? Вот почему я должен жениться на богатой наследнице?

— Как будто ты сам не знаешь?

— При нашей встрече ты сказала, что я нисколько не переменился. Позволь мне вернуть комплимент — ты тоже. Сколько прошло времени, а ты по-прежнему убеждена, что все проблемы в нашем семействе можно разрешить с помощью удачного брака.

Лорд Лайтнинг встал лицом к окну и спиной к матери, вглядываясь в кромешную темноту и вслушиваясь в мерный рокот морских волн, накатывающихся на берег.

— Сколько должно пройти времени; дорогая матушка, чтобы ты поняла, что твой драгоценный Джеймс растратил пятьдесят тысяч фунтов из приданого Амелии! Но ты до сих пор не можешь признаться мне в том, как бы это ни было тебе неприятно, что именно Джеймс промотал приданое, а мне пришлось кое-чем пожертвовать, чтобы спасти нашу репутацию. Именно теперь, когда Джеймс получил по заслугам, но успел прежде разрушить то небольшое благополучие, на которое ты рассчитывала на старости лет, ты опять начинаешь плести интриги и выискивать богатую невесту. Сундуки Невиллов должны быть пополнены за счет очередного брака, и какая-то богатая наследница ради этого должна стать жертвой, а кто-то другой запрыгнуть на брачное ложе.

— О какой жертве ты говоришь? — возразила леди Хартвуд. — Напротив, я гордилась тем, что принесла твоему отцу приданое в обмен на его благородный титул.

— Ага, благодаря безграничной доброте твоего сердца ты решила предоставить подобную возможность дочери пуговичного фабриканта точно так же, как раньше другой наследнице, выдавая ее замуж за Джеймса. — Эдвард фыркнул. — Твоя жизнь — это бесконечная цепь одних благодеяний.

Он немного помедлил, прежде чем продолжить:

— Но упражняться в подобной добродетели на мне тебе все-таки не стоит. Да, мне нравятся многие привилегии и обычаи, которыми пользуются люди нашего круга, но один обычай мне все-таки придется нарушить. Я не собираюсь жениться на куче денег ради того, чтобы поправить положение нашей семьи.

— Еще как женишься, — презрительно фыркнула леди Хартвуд. — У тебя нет иного выхода. Это единственное испытанное средство для благородных и знатных людей. Твой отец и твой дед пошли именно по этому пути. Если кого и следует винить в таком поведении, так это короля Карла Второго. Ради чего он наградил твоего прадеда высоким титулом, забыв присовокупить к нему земли и деньги, необходимые для поддержания должного величия и блеска?